В любом случае что сделано, то сделано. А сейчас? Мы слишком напуганы прошлым, чтобы строить планы на будущее? Я останавливаю себя. О чем я думаю? Прошло десять лет. Я же теперь совсем его не знаю.
Он смотрит на мои волосы.
– Ты снова стала блондинкой?
– Что? О да.
Наверное, я напоминаю ему его сестру, точно так же, как и он напоминает мне о ней.
Я много размышляла о том, как на него повлияла эта потеря. Судя по его поведению, которое я уже наблюдала здесь, он определенно испытывает множество эмоций по этому поводу. Но скучает ли он по ней? Ноет ли его сердце каждый раз, когда он слышит ее имя? Или в глубине души это облегчение? Тяжелый груз, упавший с плеч? Его жизнь, должно быть, стала гораздо проще, когда она перестала болтаться рядом.
– Можно я тебя кое о чем спрошу? – смотрю я на него. – Почему ты прекратил участвовать в соревнованиях?
– Если бы продолжил, пришлось бы делать очень серьезную операцию на плече. – Он смотрит в сторону. – Но в первую очередь из-за мамы. Мне хотелось проводить побольше времени с ней. И ты же знаешь, что в горах может случиться что угодно. Она не пережила бы, если бы потеряла еще и меня.
Я сглатываю и жалею, что вообще спросила его об этом.
– Твоим родителям, вероятно, было очень тяжело.
– Фактически это стало концом нашей семьи, – говорит он тихо. – Мама может говорить только об этом, думать только об этом. Отец много лет боролся за то, чтобы Саскию признали мертвой. Он считал, что это поможет маме жить дальше. Обычно для признания человека мертвым тот должен отсутствовать семь лет. Но мама не хотела этого. Она выступала в суде, настаивала, что ее дочь жива. В качестве доказательств приводила транзакции по кредитной карте. Все это тянулось до прошлого месяца. – У него срывается голос. – Мама тяжело это все переживает.
– Мне очень жаль.
– Она не уверена, что это был несчастный случай. Нет доказательств, что Саския в тот день вообще поднималась на гору.
– Но ее там видели Брент и Хизер.
– Они сказали, что видели ее. – Кертис внимательно смотрит на меня. – Десять лет назад я задал тебе один вопрос, и тогда мне показалось, что ты не была полностью честна со мной.
Я напрягаюсь.
– Я спрошу снова. – Его взгляд прожигает меня насквозь, и я прилагаю огромные усилия, чтобы не отвести глаза. – Ты знаешь, где моя сестра?
Все в порядке – он задал не тот вопрос.
– Нет.
– Как ты думаешь: она до сих пор жива?
– Прости, но думаю нет.
Я вижу, как у него слегка опускаются плечи, но он больше никак не демонстрирует свои эмоции.
– Как ты думаешь, что с ней случилось?
То, что он меня об этом спрашивает, – хороший знак, правда? Это означает, что моя догадка была не верна, и он не убивал ее.
Или он продолжает игру, чтобы сбить меня со следа?
– Я вижу три возможности, – говорю я, тщательно подбирая слова. – Несчастный случай, кто-то ее убил, или она совершила самоубийство.
Боль искажает его лицо.
– Но зачем ей это делать?!
Я сглатываю.
– Я не знаю. В любом случае я думаю, что она все еще там, подо льдом.
Кертис долго смотрит на меня, взгляд у него изучающий.
– Мне хочется думать, что я вижу тебя насквозь, Милла.
– Саския могла.
У него на губах появляется легкая улыбка.
– Правда?
– Но я не понимала ее и тебя.
Он улыбается шире.
– Эй, я же сказал, что вижу тебя насквозь. Я не говорил, что понимаю тебя.
Я думаю, что он говорит про то, как я выбрала Брента, а не его. К моему облегчению, он никогда не спрашивал, почему я это сделала, а я никогда не объясняла, потому что объяснения означали бы признание в моих истинных чувствах к нему.
И я до сих пор чувствую к нему то же самое. От его улыбки у меня появляется легкая дрожь внизу живота. Мне хочется сбросить одеяло и забраться верхом к нему на колени. Только я не знаю, что он чувствует ко мне.
В особенности теперь, когда над нами еще нависают секреты из «Ледокола».
Сейчас он кажется более спокойным, чем на протяжении всего вечера, так что, думаю, стоит спросить его. Он, должно быть, и так думал об этих карточках. Конечно, только если не сам их написал.
– Ты серьезно отнесся к этим «секретам» из «Ледокола»? – спрашиваю я.
Он пронзает меня взглядом.
– Кто-то определенно приложил немало усилий.
– Но кто?
– Боже, какая неудобная кровать. – Он берет подушку и подсовывает ее себе под спину. – Не знаю. Но знаю другое. Это сделал не тот, кто убил Саскию, если ее вообще кто-то убил.
Это разумное предположение. Навряд ли убийца хочет, чтобы мы копались в прошлом..
Кертис постукивает пальцами по матрасу.
– Но зачем кому-то это делать? Собирать нас здесь, фактически запирать и заставлять вспоминать ту зиму? Я пытаюсь это понять, – признается он.
– Чтобы призвать убийцу к ответу, чтобы справедливость восторжествовала. Зачем же еще?
Конечно, очевидный вывод состоит в том, что это дело рук Кертиса, как сказал Брент. Его семья отчаянно хочет узнать, что случилось с Саскией, к тому же у них имеются финансовые возможности для того, чтобы все это организовать.
– А как насчет шантажа? – спрашивает Кертис, поправляя подушку у себя за спиной. – Кто-то подозревает, что ее убил один из нас, и хочет попытаться вытащить из нас деньги.
– Ну… я об этом не подумала.
У меня дико замерзли ноги. Я подтягиваю колени к груди, чтобы закрыть одеялом ступни.
И понимаю, что Кертис следит за каждым моим движением своими голубыми глазами.
– Ты думаешь, что я все это устроила, – говорю я.
– Или Брент. – Он улыбается, чтобы смягчить выдвигаемое обвинение.
Я с ним в одной постели, о чем я фантазировала с той самой минуты, как приняла приглашение приехать сюда, но «Ледокол» все испортил. Какая уж тут романтика.
– По крайней мере, ты не думаешь, что я убила ее, – говорю я.
– Если ее на самом деле кто-то убил, то я считаю, что это сделали Дейл или Хизер. Или они оба вместе, – заявляет Кертис с суровым выражением лица.
Я легко толкаю его локтем в бок, чтобы обвинение, которое я собираюсь озвучить, воспринималось легко.
– А я вот думала, что это ты ее убил.
Если я ему это говорю, это означает, что я ему доверяю, не так ли? Надеюсь, что он не воспримет это в штыки.
