Что я могу сделать? Как я могу ей отомстить, кроме как выиграть у нее на чемпионате Великобритании?
– Так помоги мне ее победить, – говорю я.
Кертис поднимает на меня глаза.
– А почему ты так этого хочешь, Милла?
Что-то заставляет меня раскрыть душу – то ли недавняя близость смерти, то ли облегчение от того, что я выжила.
– Знаешь, какой день был самым счастливым в моей жизни?
– Прошлогодний чемпионат Великобритании?
– Нет. Я упала во время предпоследнего заезда и опозорилась. И я не выиграла. Нет, самым счастливым был спортивный праздник, когда я училась в школе. Мне тогда было двенадцать лет. Я выиграла забеги на четыреста метров, на восемьсот метров, пробежала последний этап в эстафете четыре по сто, и тоже выиграла. Все в один день, одна победа за другой. А я даже не была членом школьного клуба бега. Я просто хотела выиграть больше, чем остальные девочки.
Кертис вздыхает.
– Расскажи мне, как ты выполняешь заезд, от начала и до конца.
Я собираюсь с мыслями. Это, конечно, не лучшее время, но это, может быть, мой единственный шанс.
– Значит, разгоняюсь, первым делаю бэксайд-эйр, потом фронтсайд-инди…
Я перечисляю трюк за трюком. Это не тайна: он же каждый день видит меня в хафпайпе.
– Первое, что тебе нужно, – это исправить грэбы. Ты хватаешься за ботинок.
Я опускаю голову. Нужно выполнять грэб сноуборда, а не ботинка. Ботинок – это совсем не круто.
– Ты так делаешь, когда выполняешь вращение на полтора оборота, а иногда даже и на триста шестьдесят градусов.
Кертис раскладывает по полочкам мою технику, перечисляет полдюжины вещей, которые мне нужно исправить или усовершенствовать. Я слушаю и чувствую себя подавленной. Я жалею, что у меня нет с собой ручки, чтобы все это записать. Неудивительно, что Саския меня опережает. Брент с Дейлом давали мне какие-то советы, даже Одетта кое-что подсказывала, но никто никогда не разбирал мое катание в таких деталях. Это сильный удар по моему эго.
– Брент предложил мне попробовать крипплер, – говорю я, когда Кертис замолкает.
Кертис вопросительно приподнимает брови.
– Кто-то из женщин его когда-нибудь делал? – спрашивает он.
– Не на соревнованиях.
Он ненадолго задумывается. И хмурится.
– Нет. По крайней мере, пока нет. Вначале тебе нужно упасть.
– Что?!
– Ты очень боишься падений.
Он абсолютно прав. Я боюсь. После падений ломаются кости. Из-за падений сезоны заканчиваются досрочно. И даже спонсоры от тебя отказываются. Я это знаю по собственному опыту. Но мне едва ли поможет то, что Кертис на это указывает.
И мне очень не нравится, что он это заметил.
– Я не хочу ничего сломать, когда до чемпионата Великобритании остается так мало времени.
Всего две недели!
– Да, это так. Но твой страх тебя сдерживает. Найди большой трамплин, с которого можно приземлиться в глубокий снег, и заставь себя упасть. Это не так страшно, как ты думаешь. А после этого сможешь думать о крипплерах.
Я неуверенно смотрю на него. Падать рискованно, даже если приземляешься в паудер. На чьей стороне он на самом деле? Он искренне пытается мне помочь, или братские чувства вновь одержали верх?
Глава 37
Наши дни
Хизер ходит взад и вперед перед окном в ресторане. Если бы я не травмировала колено, я бы тоже так делала.
– А что, если они не вернутся? – спрашивает Хизер.
– Они вернутся, – говорю я.
За окном теперь кромешная тьма. Где они и почему они не нашли Дейла? Я снова бросаю взгляд на стол, проверяю, там ли свечи и зажигалка на тот случай, если свет отключится. Но в глубине души мне страшно, как и Хизер. Кертис с Брентом могли упасть в расщелину. Мне следует отправиться на их поиски? А что, если тот человек, который играет с нами, как-то их ранил? Саския, Дейл или кто-то еще, кто стоит за всем этим? И этот кто-то ждет теперь, когда выйду я?
Я пытаюсь найти какую-то тему для разговора с Хизер.
– Так каково быть замужем? – спрашиваю я.
Хизер подходит ближе.
– Ну… меня устраивает.
Я киваю. А она отходит от темы и начинает рассказывать мне об их друзьях и родственниках, и о новом агентстве, но я понимаю, что самый честный ответ прозвучал вначале. Ее просто все устраивает.
Она содрогается и выдыхает воздух.
– Послушай, мне нужно принять таблетки. Они лежат в комнате. Ты сходишь со мной в нашу комнату?
– Конечно, – говорю я, но мгновенно настораживаюсь. Я вспоминаю предупреждение Кертиса: не поворачивайся к ней спиной. Она что-то планирует?
На мне все еще надеты куртка и штаны для сноубординга. Я засовываю зажигалку и свечку в подсвечнике в карман курки и встаю. Мы зажигаем свет везде в коридоре – нажимаем на каждый выключатель, который попадается нам на пути.
– Сильно болит? – спрашивает Хизер, когда я хромаю рядом с ней.
– Угу.
Смысла врать нет. Я сжимаю зубы, чтобы не хватать воздух и не вскрикивать при каждом шаге.
Открывающаяся в обе стороны дверь закрывается за нами.
И свет гаснет.
Хизер издает писк. Я напрягаюсь, готовясь к тому, что на меня нападут – она или кто-то еще, и при этом роюсь в кармане в поисках свечки и зажигалки. Если кто-то зайдет через главный вход, я знаю, куда идти – дохромаю до своей комнаты и запрусь. А если кто-то начнет приближаться с другой стороны, я поверну налево, потом еще раз налево… и что потом?
Я слышу, как кто-то шлепает ладонью по стене. Надеюсь, что это Хизер.
– Я не могу найти выключатель, – сообщает она.
– Не утруждайся. Электричество отключено.
Я щелкаю зажигалкой и вижу бледное лицо Хизер. Моя рука сильно дрожит, когда я пытаюсь зажечь свечку.
«Прекрати панику, Милла. Это не поможет».
Наконец я зажигаю свечку. Я проверяю коридор – смотрю в одну сторону, потом в другую. Мы здесь только вдвоем.
– Давай быстро заберем твои таблетки и вернемся в ресторан, – говорю я. – Там светлее благодаря камину.
Мы добираемся до их с Дейлом комнаты.
– Они в ванной, – сообщает Хизер.
Я держу свечку перед собой и, хромая, захожу в ванную. Хизер роется в косметичке и достает блистер с таблетками. Потом она поднимает голову и орет в ужасе.
Я резко делаю шаг назад. Хизер показывает дрожащим пальцем на зеркало. На нем красной помадой написано одно слово: «ВИНОВНЫ».
