Я с тревогой поворачиваюсь к Кертису.
– Мы должны остановить ее.
– Не успеем, – отвечает он уныло и мрачно, когда Хизер делает еще один шаг.
– СТОЙ! – кричу я, но, конечно, она меня не слышит.
Еще один шаг. И Хизер проваливается в снег.
Все. Вот так просто.
Я моргаю, я едва ли могу это осознать.
Брент поднимается на ноги.
– Нет, – Кертис хватает его.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Брент, пытаясь вырваться и прорваться к двери. – Мы должны ей помочь.
– Мне очень жаль, – говорит Кертис. – Но у нее не было шансов выжить после такого падения.
Брент опять пытается вырваться.
– Отпусти меня, черт тебя побери. Мы не можем сидеть здесь и ничего не делать.
Падение Хизер опять прокручивается у меня в голове, словно перемотку заело, и одни и те же кадры повторяются снова и снова. Кертис с Брентом дерутся. Я сжимаю кулаки, дышу неровно, хватаю ртом воздух. Хотя Кертис прав. Мы видели глубину той расщелины. Сейчас нам нужно прекратить думать о несчастной Хизер и сосредоточиться на том положении, в котором мы оказались, или мы последуем за ней.
– Кто это? – спрашивает Кертис, глядя на экран поверх головы Брента.
– Ублюдок Жюльен, – говорит Брент, голос которого звучит приглушенно, потому что он уткнулся лицом в плечо Кертиса. – Должен быть он.
– Жюльен мертв, – сообщает Кертис, не сводя глаз с экрана. – Он погиб в автомобильной аварии в прошлом году. Я читал об этом в…
Он издает сдавленный крик.
Я смотрю на экран и понимаю почему. Фигура в капюшоне поворачивается к нам.
Чтобы показать развивающиеся волосы. Цвет: платиновый блонд.
Глава 60
Десять лет назад
Прошло четыре дня после несчастного случая с Одеттой. Мне ничуть не легче смотреть на все эти трубки и провода, выходящие из ее тела, но я приезжаю в больницу каждый день, чтобы ее навестить. Это самое меньшее, что я могу сделать. Она попала сюда из-за меня. Если бы не я, то Саския участвовала бы в соревнованиях, а Одетта не упала бы.
Она так пока и не может двигать ни руками, ни ногами. Она сломала шейный позвонок С2. Самый худший вариант повреждения позвоночника. Врачи ждут результаты томографии, чтобы узнать, насколько серьезно поврежден спинной мозг.
Я глажу ее по тыльной стороне ладони, хотя знаю, что она ничего не чувствует.
– Где Саския? – спрашивает она. Это первое, что она всегда спрашивает у меня.
– Мне очень жаль, но я не знаю, – отвечаю я.
Горноспасательная служба прекратила поиски сегодня днем, но я не могу сказать об этом Одетте. Исчезновением Саскии теперь занимается полиция.
– Кертис сказал, что сюда прилетят их родители, – говорит Одетта.
– О, он приходил тебя навестить? Да, они приехали вчера и присоединились к поискам.
Я встретилась с ними сегодня днем, когда заходила к Кертису, чтобы узнать новости. Мне хотелось бы познакомиться с ними при других обстоятельствах.
К кровати Одетты подходит врач. Судя по его мрачному выражению лица и по тому, как он держит перед собой доску-планшет с зажимом для бумаг, словно пытаясь закрыться им от нас, как щитом, я чувствую, что новости безрадостные.
Врач что-то говорит Одетте на французском. Parents. Он спрашивает, где ее родители. Они пошли в столовую перекусить. Я предполагаю, что именно это Одетта и говорит ему, потому что он собирается выйти из палаты. Он подождет возвращения ее родителей.
Одетта кричит, и он останавливается в дверном проеме. Она хочет узнать новости. Я тоже хотела бы, если бы лежала на ее месте. Отчаянно хотела бы.
Врач возвращается к ее постели.
– Мне выйти? – спрашиваю я.
Одетта бросает взгляд в мою сторону.
– Нет. Останься.
Врач смотрит на свой планшет с бумагами, словно пытается хоть как-то отсрочить неизбежное. Наконец он начинает говорить очень тихим и серьезным голосом.
И лицо Одетты меняется точно так же, как сегодня днем менялось выражение лица у Кертиса и его родителей. Врач хлопает Одетту по руке и говорит что-то еще.
Одно-единственное слово срывается с губ Одетты. Потом она их плотно сжимает и закрывает глаза. Врач кивает и идет мимо меня к двери.
Губы Одетты дрожат так, словно какой-то ужасный звук пытается вырваться из ее горла. По распухшей синей щеке скатывается слезинка. Я стою рядом, не представляя, что сказать. Нет смысла спрашивать, все ли с ней в порядке, потому что ясно: не в порядке.
– Уйди, – произносит она сквозь стиснутые зубы.
– Хорошо. Я приду завтра.
– НЕТ. Не приходи больше.
– Что ты говоришь?
Одетта снова закрывает глаза.
Я бегу по коридору за врачом.
– Что вы только что ей сказали?
Врач оборачивается и мнется. Его определенно ставит в тупик дилемма, которую я собой представляю. Если он переведет на английский прогноз, который я только что слышала, это будет нарушением врачебной тайны?
Его отвлекает писк пейджера. Он бросает взгляд на него.
– Простите, – говорит он на английском и добавляет уже на бегу: – Со временем у нее могут восстановиться некоторые функции верхних конечностей, но она больше никогда не сможет ходить.
Глава 61
Наши дни
– Проклятье! – Кертис опускается на пол в комнате с мониторами. – Твою мать!
– Это не твоя сестра, – заявляет Брент.
Предостерегающий звоночек звенит у меня в голове. Откуда он может это знать?
Кертис побледнел, он неотрывно смотрит на фигуру на экране.
– Десять лет, черт побери! Как она могла с нами так поступить? С мамой?
– Послушай, братишка, – напряженным голосом говорит Брент. – Кто бы это ни был, это не Саския.
Почему он так в этом уверен?
– Она ни разу даже не попыталась связаться с нами, – бормочет Кертис. – Где она была все это время?
– Ты не слушаешь! – орет Брент. – Говорю тебе: это не Саския!
Отчаяние в его голосе заставляет нас молча уставиться на него. В комнате воцаряется тишина. Ужасающее предчувствие словно стискивает мне грудь, и каким-то образом я догадываюсь, что сейчас скажет Брент. Я прочитала это у него в глазах две ночи назад.
И он говорит это:
– Потому что я убил ее.
Голова Кертиса резко дергается, и он переводит взгляд с Брента на экран.
