Суда, на которых капитаны португальского принца совершали свои путешествия, были двух типов – оба имели средиземноморские корни. Это барки или карраки и barinales – португальская адаптация венецианской галеры. Ни один из этих типов не был приспособлен к плаванию вдоль западного побережья Африки. У barinales были все недостатки галеры, а барк с прямыми парусами имел большие трудности с возвращением на Средиземное море против преобладающих северо-восточных ветров. Именно страх перед этими северо-восточными пассатами (так их впоследствии стали называть) мешал людям исследовать Африку и Атлантику. Мореплаватели были уверены, что если окажутся во власти этих ветров на корабле с прямым парусным вооружением, то никогда не смогут вернуться. Ветер будет нести их все дальше и дальше, пока они не достигнут края мира и не рухнут в море тьмы. Для успешного исследования Атлантики и Западной Африки нужно было легкое судно с небольшой осадкой, которое могло бы идти против ветра, что было очень важно для его успешного возвращения. Эти требования привели к развитию португальской каравеллы.
Каравелла обязана своими косыми парусами арабам, а формой корпуса – маленьким португальским прибрежным судам, которые использовали многие поколения рыбаков. На португальской картине начала XVI века изображено судно, вероятно очень похожее на те, на которых мореплаватели Генриха совершали свои открытия. У него изящная носовая часть с большим свесом, на корме полуют с бизань-мачтой. Грот-мачта расположена немного позади от центра судна. Парусное вооружение – два косых паруса. Каравеллы, как правило, были небольшими и имели маленькую осадку, что очень важно для плавания в окружении многочисленных песчаных отмелей африканского побережья. Название «каравелла» обычно применяется к судам грузоподъемностью менее 100 тонн. Впоследствии Колумб применял его к 40-тонным судам. Позже эти деревянные суда широко распространились на Средиземном море, особенно у североафриканского побережья.
Хотя первые каравеллы редко превышали 100 тонн, они быстро усовершенствовались и увеличились в размерах. Типичная каравелла середины XV века имела длину 60–90 футов, ширину – 20–30 футов. Иногда на ней устанавливали третью и даже четвертую мачту. В таком случае на фок-мачте использовался прямой парус, а на других – косые. Очень скоро стало ясно, что большой косой грот громоздок, с ним трудно управляться, особенно в морях Атлантики, и его заменили прямым парусом. Теперь косой парус начали устанавливать на фок-мачте и на бизани. Такой тип каравеллы приобрел особенную популярность в западной части Средиземного моря и использовался не менее двух столетий. На мадридском гобелене XVI века, изображающем захват Туниса императором Карлом V в 1535 году, видна большая каравелла грузоподъемностью не менее 400 тонн. Каравеллы с прямым парусом на грот-мачте и косым – на фок-мачте на Средиземноморье называли шебеками и использовали как для военных, так и для мирных целей.
Величайшим достижением Генриха Мореплавателя было открытие новой двери на Восток в тот самый момент, когда успехи турок на другом конце Средиземного моря лишили Европу традиционных торговых путей. В 1486 году, спустя двадцать шесть лет после смерти Генриха, Бартоломеу Диаш обогнул мыс Доброй Надежды, а в 1498 году Васко да Гама совершил долгое путешествие из Лиссабона в Калькутту. Путь был открыт. Еще раньше, в 1492 году, Христофор Колумб отправился в Вест-Индию (по крайней мере, он так думал) и открыл Американский континент. Представляется важным, что Колумб женился на дочери одного из морских капитанов принца Генриха и получил в наследство от тестя все его карты, инструменты и журналы. Испанский епископ Бартоломе де Лас Касас писал в «Истории Индий», что Колумб часто плавал с португальцами, словно был один из них, чтобы изучить их навигационные методы. Таким образом, покойный португальский принц поучаствовал в открытии Америки.
Принц Генрих Мореплаватель умер через семь лет после падения Константинополя. Это катастрофическое для всего христианского мира событие стало для него тяжелым ударом. Он даже подумывал возглавить новый Крестовый поход на турок, чтобы вернуть Константинополь. Однако португальский принц уже привел в движение череду событий, намного превосходящих по значимости триумф турок. Азурара писал: «О, сколько же раз солнце заставало его сидящим на том месте, где оно покидало его накануне, бдящего весь круг ночной, без малейшего отдыха, окруженного людьми разнообразных народов, не без пользы для каждого из них, ибо немалое было в том для него наслаждение – видеть, как может он облагодетельствовать каждого! Где думаешь найти ты иное тело человеческое, что вынесло бы ратный труд его, каковой лишь ненамного меньше делался в мирное время? Воистину, верю я, что если бы и можно было изобразить стойкость, то в его лице и в его членах могла бы она отыскать истинный образ свой; и не только в некоторых определенных вещах показывал он себя стойким, но во всех. И чья же еще сила может быть величайшей, если не того, кто побеждает самого себя?»
Шотландский поэт Уильям Джулиус Микль сравнил Генриха Мореплавателя с другим более известным завоевателем: «Что есть Александр, увенчанный трофеями во главе своей армии, в сравнении с Генрихом, созерцающим океан из окна дома на скале Сагреса?» Он открыл миру морские пути. Его каравеллы, вместившие в себя вековой опыт средиземноморских судостроителей, с косыми арабскими парусами, открыли новую эру в истории.
Глава 13
Турецкое море
Когда интересы и активность европейских народов все больше концентрировались на Америке, Индии и Дальнем Востоке, Средиземноморье стало тихой заводью. Его значение изменилось навсегда. Ни итальянский Ренессанс, ни войны, впоследствии продолжавшиеся на его лазурной поверхности, не смягчили эффекта открытия европейцами атлантических путей на Восток. Только после открытия Суэцкого канала в XIX веке море частично вернуло утраченные позиции. Искусство мореплавания, мастерство судостроения и многочисленные сопутствующие ремесла – изготовление канатов, литейное дело, производство полотна, снабжение продовольствием, морское страхование, строительство портов и верфей – все это теперь развернулось на весь водный мир.
Даже оставляя в стороне влияние открытий португальцев, Средиземному морю предстояло пережить значительные перемены, вызванные активностью турок. Хотя Средиземное море в XVI и XVII веках иногда называли «океаном прошлого», это исключительно европейский взгляд. Оно никогда не уходило в прошлое. Его продолжали бороздить суда, просто теперь эти суда в основном принадлежали Османской империи. Возможно, европейцы предпочитают забыть о том времени, когда их частично вытеснили из колыбели их же собственной цивилизации стойкие турки, но в истории Средиземноморья турки сыграли не менее важную роль, чем арабы до них.
Большая разница между империями османских турок и арабов заключается в характере этих народов. Если арабы многому научились от Персии и добавили свой собственный вклад, в первую очередь в математические науки, турки впитали только то, что их устраивало, и почти ничего не привнесли своего. Турок в сердце оставался кочевником, чуждым Европе, в которой теперь создал империю весьма внушительных размеров. Даже его империя была примитивной по концепции. Ее описывали как «военное государство par excellence… построенное на вечных завоеваниях». Даже величайшие султаны и их советники, похоже, не имели представления о реальных формах правительства. Они видели турок предназначенными судьбой для того, чтобы стать военизированной рабовладельческой олигархией, а другие страны Средиземноморья – поставщиками необходимых рабов. Турки, безусловно, обладали некоторыми качествами, которые даже европейцы, больше всего от них пострадавшие, не могли не уважать. Они были храбрыми дисциплинированными воинами, возможно, одними из лучших в мире, обладали достоинством и чувством юмора, упорством и выносливостью. Однако в глубине души они остались имперской силой, кочевой расой азиатов, которые ворвались в Европу и на Восток и в любой момент могут двинуться дальше.
