Корсикой управляла, по крайней мере теоретически, Генуэзская республика, а на практике – могущественная торговая корпорация Banco dI San Giorgio. Банк поддерживал свою власть с крайней жестокостью, проявляя такой эгоизм и недальновидность, что постоянно вспыхивали восстания, которые подавлялись с еще большей жестокостью. На островах не строились оборонительные сооружения, и корсары Варварского берега со временем стали считать их своей провинцией, которую можно грабить в любое время. Люди покидали прибрежные города и деревни, уходя в горы. В результате самые плодородные участки побережья постепенно превратились в малярийные болота. В истории итальянских морских республик генуэзцы прославились алчностью и недальновидностью. В сравнении с ними венецианцы казались почти что благодетелями в отношении островов, которыми владели. Положение корсиканцев оставалось отчаянным и не менялось до середины XVIII века, когда Джеймс Босуэлл, биограф Сэмюэла Джонсона, был настолько тронут восстанием под предводительством патриота Паскаля ди Паоли, что даже попытался убедить британского премьера Уильяма Питта вмешаться и выступить против Генуи. На что лорд Холланд сказал: Мы не настолько глупы, чтобы вступить в войну лишь потому, что мистер Босуэлл побывал на Корсике». В 1769 году остров отошел к Франции, и в том же году в прибрежном городке Аяччо родился Наполеон Бонапарт.
Сардиния, второй по величине остров в этом море, соперничала с Корсикой по мрачной бедности. Находясь в стороне от основного русла истории, Сардиния оказалась обойденной Ренессансом. Этот остров, даже в большей степени, чем Корсика, веками не ощущал никаких культурных перемен. Финикийцы аннексировали участки побережья, которые были им необходимы, оттеснив местное население – сардов – в горы. Римская оккупация ничем не отличалась от прежней. Как писали в «Сардинии» Т. и Б. Холм и Гирарделли, «[римская] оккупация была дикой и продолжалась семь веков. Это были века притеснений и гонений, а также партизанской войны, которую сарды вели из своих убежищ в горах». Таким образом, стиль жизни на Сардинии установился довольно рано и оставался неизменным в XVI, XVII и XVIII веках. Остров находился в подчинении у Испании, и испанские вице-короли всегда выражали свое недовольство новым назначением, безжалостно эксплуатируя его все время своего пребывания на острове. Как и на Корсике, побережье было подвержено нападениям пиратов Варварского берега, от которых сарды удалялись еще дальше в горы. Там они прятались не только от пиратов, но и от испанских сборщиков налогов. Большие участки потенциально хорошей плодородной земли заболотились, и до самого начала XX века на острове свирепствовала малярия, которая была искоренена в конце Второй мировой войны с помощью ДДТ.
Этому острову, такому красивому – серебристые горы, буйные заросли маков и странная фауна, – выпала самая суровая судьба из всех средиземноморских островов. Даже Сицилия, которую постоянно рвали на части, не испытала то, что довелось Сардинии. Сицилия хотя бы обогатилась культурами народов, ее населявших. Сардиния, с другой стороны, безжалостно раскапывалась из-за сурьмы, угля, свинца, серебра и цинка. Ресурсы недр острова обогатили испанцев так же, как они ранее обогащали всех прежних хозяев острова, а к шахтерам относились как к рабам. Неудивительно, что тактические методы партизанской войны были здесь хорошо знакомы, а кровная месть была длительной и бескомпромиссной.
В 1950-х годах итальянские этнологи, исследовавшие продолжительность разбоя и бандитизма в горных районах Барбаджи, сделали удивительное открытие. Оказывается, жители региона бунтовали против государства больше двух тысяч лет. Несмотря на все усилия, даже римляне не смогли вернуть обитателей Барбаджи в рамки государства. Ни один другой хозяин острова, коих было немало в последующие века, тоже не смог сделать из них законопослушных, уплачивающих налоги граждан. (После Второй мировой войны за десятилетие Итальянская республика потеряла тридцать два carabinieri, стараясь приручить жителей Барбаджи.) Обитатели этого удаленного горного региона были всего лишь экстремальными примерами национального характера сардов. Эти смелые, гордые и независимые люди ненавидели, презирали и сражались против испанского правления, так же как и против всех остальных.
Сицилия, которая благодаря природным ресурсам и сельскому хозяйству находилась в лучшем положении, чем Сардиния, тоже пребывала под испанским игом. Главная разница заключалась в том, что наместники Сицилии находили в столице Палермо и культурных кругах острова такой же приятный мир, как в Испании. Поэтому их правление было немного более снисходительным, хотя это едва ли касалось положения крестьянства, которое тысячелетиями оставалось тягловыми лошадьми. Беспорядки и междоусобицы не были редкостью, поскольку сицилийцы не желали платить налоги испанцам так же сильно, как византийцам.
Однако между жителями Сицилии и Сардинии существовала разница. Пусть сардинцы были стойкими и независимыми, но при этом они оставались в основной массе примитивным и нецивилизованным народом. С другой стороны, сицилийцы, в которых причудливо смешалась кровь и культура разных наций, были искушенным «старым» народом. Они знали, что такое завоевание, и приняли это знание, а сардинцы просто ушли в горы. Крестьянское население Сицилии знало так много чужеземных хозяев и воинственных рас, что сумело выработать в себе циничное отношение к ним и молчаливое сопротивление.
Это отношение нашло свою конечную форму в организации, известной как мафия. Чем бы мафия ни стала в последующие века, она появилась как организация самопомощи, призванная защитить сицилийцев от иностранных правителей, коррумпированной полиции и бездушия отсутствующих хозяев земли. Омерта (сицилийское omu – человек, мужчина), кодекс мужественности, предусматривал обязательство никогда не обращаться к официальным властям за правосудием. Несомненно, он существовал и до того, как появилась мафия. Оставаясь под властью испанских правителей-казнокрадов, сицилийцы научились отправлять собственное «частное» правосудие. Как и на Сардинии, традиции разбоя и вендетты здесь были давними. Высокие уединенные горы хребта Мадоние изобиловали беглецами от испанских законов, так же как и организованными бандами разбойников. Ни на Сицилии, ни на Сардинии большинство населения не считало разбойника преступником; зачастую он был жертвой несправедливости чужеземных оккупантов. Испанские колонии как в Новом, так и в Старом Свете отличались жестокостью и коррумпированностью правителей. Сицилия не была исключением.
К югу от Сицилии, на линии раздела между двумя половинами Средиземного моря, Мальтийский архипелаг являл собой выраженный контраст с большинством других островов этого моря. К западу располагались плохо или безразлично управляемые острова, принадлежавшие Испании, к востоку – Эгейские острова, куда еще более мрачное, чем испанский колониализм, турецкое правление не принесло ничего, кроме отчаяния и разрухи. На Мальте, однако, правление рыцарей ордена Святого Иоанна после осады 1565 года создало условия для беспрецедентного процветания. Робин Блуэт писал в «Истории Мальты»: «Следующие два с половиной столетия рыцари ордена щедро расходовали средства на оборонительные сооружения, арсеналы, новые города, дворцы и виллы. Мальтийцы процветали и поддерживали высокий уровень жизни. Во время правления рыцарей ордена число мальтийцев увеличилось в пять раз. Появились новые ремесла. Острова стали домом для одного из самых процветающих сообществ Европы». Галеры ордена каждый год выходили в море. Они вели патрулирование в мусульманских районах, уничтожали корсаров, встретившихся на их пути, и возвращались домой, нагруженные добычей. Нередко они вели за собой на буксире захваченные турецкие суда. Оборонительные сооружения вокруг Большой гавани и выдающихся в море частей островов за эти века появились в таком количестве, что турки больше не пытались осадить Мальту. Валетта, укрепленная столица, названная по имени Великого магистра ордена, прославилась по всей Европе своим богатством и аристократическим достоинством.
