Около двух часов пополудни 1 августа 1798 года англичане увидели французский флот, удобно расположившийся в Абукирском заливе. Именно такого момента ждал Нельсон, и он сразу пошел на сближение. Брюе не мог поверить, что англичане решатся сразу атаковать. В соответствии с тактикой, принятой у французов, сначала надо было провести тщательную разведку, потом составить план действий и дождаться следующего дня. Тактика Нельсона была иной. Он считал, что ему хватит времени рассмотреть диспозицию французов и составить план действий, пока они будут сближаться. Гоняясь за французами по Средиземному морю, Нельсон так беспокоился, что почти не мог спать и есть. Теперь, видя цель перед глазами и понимая, что пройдет еще несколько часов, прежде чем английские корабли обойдут мыс и начнут действовать, адмирал велел подать себе ужин.
Бой начался вскоре после шести часов вечера. Ведущий английский корабль Goliath под командованием капитана Томаса Фоули вошел в залив и приблизился к первому кораблю французской линии. Опытным глазом Фоули сразу заметил, что корабли французов, поставленные только на носовые якоря, снесло ветром, поэтому он смог пройти между ними и берегом. Такой маневр был бы невозможен, не прояви Брюе небрежности. Следующие четыре корабля тоже прошли между строем французов и берегом. Французы были настолько потрясены неожиданным маневром англичан, что даже не расчехлили пушки с этого борта. Нельсон на Vanguard появился ближе к ночи и с ходу атаковал с морской стороны. Почти сразу за ним последовали еще два английских корабля. В результате французы подверглись нападению с двух сторон.
Капитан Сэмюэл Худ с корабля Zealous в рассказе о своих действиях против французского корабля Le Guerrier писал: «Я начал вести прицельный огонь по носовой части корабля, находившегося на расстоянии пистолетного выстрела, сразу после шести часов, и через семь минут его фок-мачта рухнула за борт. Вся эскадра ликовала. Это случилось еще до того, как корабль, шедший за нами, открыл огонь. Только Goliath и Zealous вели бой. Еще через десять минут упали его грот и бизань. В это же время рухнула грот-мачта второго корабля, который обстреливали Goliath и Audecious. Но я не мог достать командира Le Guerrier в течение трех часов, хотя много раз окликал его. У него периодически стреляла только кормовая пушка по Goliath и Audecious. Наконец я устал от огня и убийства людей, и я послал к французскому кораблю шлюпку… Французу было разрешено поднять огонь и опустить его в знак капитуляции».
Бой шел всю ночь. Нельсон, подготовившийся к ночному бою, велел своим людям, чтобы на кораблях выставили горизонтально фонари. Так англичане могли узнать друг друга. Французский адмирал, не готовый к действиям в темноте, подобной предосторожности не принял. Он, по-видимому, вообще не вполне понимал, что происходит, пока англичане медленно и методично двигались вдоль строя его кораблей, часто с двух сторон от них, и уничтожали их. Сам Брюе, лишившийся обеих ног, продолжал направлять огонь со своего флагмана L’Orient, пока не был убит очередным ядром. Обреченный флагман был охвачен огнем. Многие члены команды, спасая свои жизни, прыгали в море. Говорят, что капитан L’Orient Люк де Касабьянка, сын которого был ранен, отказался покинуть корабль без него. Этому эпизоду посвящено стихотворение Фелиции Хеманз «Касабьянка»: «Охвачен флагман был огнем, ушли, кто жить хотел. Остался мальчик лишь на нем да груда мертвых тел». Английский мичман Джон Ли, спустя много лет написавший воспоминания об этом сражении, утверждал, что «сын Касабьянки лишился ноги, и им занимался хирург, но отец отказался покинуть корабль, чтобы спасти свою жизнь. Он предпочел умереть рядом с сыном, чем покинуть его, раненого, когда вокруг бушевало пламя».
Вскоре после десяти часов пламя добралось до порохового погреба французского флагмана, и он взорвался с грохотом, который слышали даже в Александрии. Шум был настолько оглушительным, что, словно по команде, все корабли перестали стрелять, и бой на короткое время прервался. Когда он снова возобновился, осталась только зачистка. Французский флот фактически перестал существовать.
К утру 2 августа, если не считать нескольких мелких судов, сумевших скрыться под покровом ночи, на плаву осталось только три французских военных корабля. Один из них был выброшен на берег и подожжен собственной командой, два других ушли, но были захвачены в течение двух последующих лет. Много лет спустя, когда Наполеон, пленник на корабле Bellerophon, плыл к острову Святой Елены, он сказал капитану: «Все мои планы разрушил британский флот». Секретарь прочитал ему биографию Нельсона, и великий корсиканец сразу понял, что этот человек сделал больше, чем кто-либо другой, чтобы остановить его.
Битва на Ниле была в некотором смысле даже важнее, чем Трафальгарское сражение. Это было первое крупное поражение Наполеона, вселившее надежды в сердца европейцев. Его можно сравнить с битвой при Эль-Аламейне во время Второй мировой войны. Оно показало, что кажущиеся непобедимыми завоеватели могут быть разбиты, как и любая другая армия.
«Милорд, – писал Нельсон графу Сент-Винсенту, – Господь всемогущий благословил оружие его величества и даровал нам великую победу над флотом врага, которого я атаковал на закате 1 августа, недалеко от устья Нила. Вражеские корабли стояли на якорях линией, защищая вход в залив. Вокруг было много канонерских лодок, а на острове были установлены мортиры, но ничто не смогло остановить эскадру, которую ваша милость, оказав мне великую честь, поместили под мое командование. Высокая дисциплина, опыт капитанов, а также смелость всего личного состава сделали нашу эскадру непобедимой».
Новость о победе распространилась по Европе со скоростью лесного пожара. Ее влияние на людей – в то время не было принято сдерживать свои эмоции, как сейчас, – трудно себе представить. Супруга Уильяма Гамильтона Эмма (впоследствии ставшая любовницей Нельсона) рухнула на землю, и Нельсон несколько дней спустя писал, что она «еще не оправилась от синяков и ссадин». Лорд Спенсер, находясь в суровых стенах британского адмиралтейства, узнав о победе, лишился чувств. Политическим результатом битвы на Ниле стало появление второй коалиции против революционной Франции. Почти всего, что Наполеон захватил в Италии, он лишился за одну только короткую кампанию. Турция вступила в войну на стороне союзников. Но самое главное заключалось в следующем: хотя война с Францией тянулась еще много лет, Британия обеспечила себе прочное господство на Средиземном море. Этого господства, хотя оно часто оспаривалось, страна ни разу не утратила, пока не отказалась от него по собственной воле во второй половине XX века.
Глава 6
Наполеон и Нельсон
Наполеон, находившийся на берегу в Египте, чувствовавший себя хозяином Каира и обративший взор на Восток, судя по всему, не вполне осознавал возможные последствия битвы на Ниле. Он был гением сухопутной войны, и потеря военного флота, который уже оправдал свое существование, обеспечив безопасную переправу армии, вероятно, казалась ему небольшой ценой за овладение страной. У Франции еще много моряков и леса, можно построить еще дюжину военных кораблей или даже больше. А пока следовало заняться оккупацией и реорганизацией Египта, а кроме Египта есть еще Индия… Но не все члены его свиты были столь оптимистичны. Главный казначей египетской армии в письме к своей супруге (оно было перехвачено британским военным кораблем) писал: «Роковая битва [на Ниле] разрушила все наши надежды. Она не позволила нам получить оставшиеся войска, предназначенные для нас, она дала англичанам возможность убедить Порту объявить нам войну, она возродила то, что едва удалось погасить в сердце австрийского императора. Эта битва открыла Средиземное море для русских, поместила их к нашим границам, обусловила утрату Италии и бесценных владений на Адриатике, приобретенных благодаря успешным кампаниям Бонапарта. Наконец, она обрекла на неудачу наши дальнейшие планы, потому что теперь мы не можем мечтать о причинении британцам неудобств в Индии. Нельзя забывать и о ее влиянии на народ Египта, который мы хотели видеть своим другом и союзником. Вместо этого египтяне стали нашими врагами. Полностью окруженные, как это было с турками, мы обнаружили себя втянутыми в самую трудную оборонительную войну, без малейших надежд на какие-либо преимущества».
