Если не считать Трафальгара и Нила, это было самое решающее морское сражение XIX века. Оно твердо установило британское присутствие в Средиземном море – ведь большинство участвовавших в нем военных кораблей были британскими. Кроме того, командовавший объединенным флотом сэр Эдвард Кодрингтон был офицером такого же ранга, как его бывший командир лорд Нельсон, с которым он участвовал в Трафальгарской битве. Нельзя не отдать должное и отваге турецких моряков. При чтении об этом сражении – впрочем, так нередко бывает, когда читаешь о войнах прошлого, – создается впечатление, что, если бы человеческий ум и энергия были направлены на конструктивное сотрудничество, не только Средиземноморье, но и весь мир уже давно превратился бы в сад Эдема.
Наваринское сражение стало последней битвой века парусного флота в этом море. В мемуарах анонимного британского моряка («Жизнь на борту военного корабля», 1829 г.) дается его яркая картина, которая может служить эпитафией Средиземноморью Нельсона: «Лейтенант Брук достал меч и велел нам не стрелять, пока он не отдаст приказ. «Цельтесь уверенно, – сказал он, – и пусть каждое ядро попадет в цель. Мы покажем им, как сражаются британцы». Он бросил шапку на палубу и приказал нам поприветствовать турок, что мы и сделали. Потом прозвучала команда «Огонь», и все пушки выстрелили в борт корабля турецкого, который находился у нас на траверзе… Первый человек, которого я увидел убитым на нашем корабле, был матрос, но это было только после того, как мы получили пять или шесть попаданий от врага. Он стоял рядом со мной. Я взял у него из рук банник, а потом, обернувшись, увидел, что он лежит у моих ног, и его голова, словно ножом, отделена от тела. Мой товарищ Ли оттащил тело от орудий под кормовой трап… На палубе в районе миделя всегда есть бочонок с водой. Ее называют «боевой водой». Один из офицеров с носовой части палубы, направляясь в кокпит, подошел и попросил дать ему попить. Он был несколько раз ранен в правую руку, и левая тоже была так изрезана, что он не мог удержать кружку. Де Скво, который трудился у орудия с энергией и точностью, показавшейся мне удивительной для человека его возраста, взял флягу, вытер с нее кровь и грязь и уже поднес было ее ко рту раненого, как тот рухнул рядом с ним на палубу, в клочья разорванный шрапнелью… Британский моряк в минуту опасности ведет себя хладнокровно, но никто не может сравниться в этом отношении с турками. Джордж Финней затащил одного в шлюпку – симпатичного парня, весьма элегантно одетого. Лишь только его усадили в носу шлюпки, как тот принялся набивать трубку, потом раскурил ее и стал пускать клубы дыма, с меланхоличной апатией глядя вперед… Могу привести еще один пример спокойствия турок, хотя это случилось не на нашем корабле, – мне о нем рассказали. Кто-то из членов команды французского фрегата Alcyone подобрал турка, который, судя по одежде, был не последним человеком на своем корабле. Когда его подняли на борт, оказалось, что у него настолько изуродована рука, что ее придется ампутировать. Тот спустился по трапу в кокпит легко, словно и не был ранен вовсе, и с таким достоинством, словно находится на борту призового корабля. Подойдя к хирургу, он сделал знак, что руку необходимо отрезать. Хирург сделал все, что нужно, и тщательно перебинтовал культю. Турок, сохраняя полнейшую невозмутимость, вернулся на палубу, прыгнул в воду и поплыл, загребая одной рукой, к своему кораблю, который находился неподалеку от фрегата. Люди видели, как он карабкался на борт, цепляясь одной рукой. Но почти сразу после его появления на борту корабль взорвался…»
Одну часть своего рассказа автор завершает описанием кокпита, где ухаживали за больными: «Сдавленные стоны, фигуры хирурга и его помощников, их руки и лица покрыты кровью. Умершие и умирающие повсюду, одни – в предсмертной агонии, другие – кричат под ножом хирурга. Это ужасное зрелище являло собой разительный контраст с «великолепием, гордостью и обстоятельствами славной войны».
Тем или иным образом Средиземноморье, ласковое и теплое море, было обезображено подобными сценами с тех самых пор, как на его просторы вышла первая галера. Битва при Наварино, которая помогла вернуть независимость Греции, явилась всего лишь одним из долгой череды сражений за господство на древних землях и в полных рыбой водах. Она была не последней, но теперь на море воцарилось относительное спокойствие на целое столетие. Pax Britannica дал Средиземноморью мир, подобного которому оно не знало после Pax Romana.
Глава 8
Острова и англичане
Британцы появились на Средиземноморье не совсем так, как другие силы, на нем господствовавшие. Как и многие другие, англичане сначала пришли торговать. И только потребности войны с Францией заставили их укрепить свое господство на Средиземном море. В этом отношении они были похожи на карфагенян, которым имперские обязанности были навязаны помимо их воли, как единственное средство поддержания своих морских путей.
Корфу, Кефалония, Занте, Итака, Китира, Левкас, Паксос и много мелких островков образуют Ионические острова, или, по-гречески, HeptanesoI – Семь островов. После завоевания Константинополя крестоносцами в 1204 году на этих островах хозяйничала Венеция, и на них до сих пор можно заметить следы влияния великого адриатического города. Правящие классы говорят по-итальянски, повсеместно утвердилась Римско-католическая церковь, и по-гречески говорят разве только крестьяне, которые изо всех сил держатся за древние обычаи и культуры. Внутренний консерватизм свойственен всем средиземноморским крестьянам и рыбакам. Под властью Венеции острова процветали, и вековые оливы и плодородные долины Корфу до сей поры являют собой свидетельство разумного ведения сельского хозяйства венецианцами. На Корфу они стимулировали посадку деревьев, выдавая специальные призы тем, кто это делал.
После падения Венецианской республики в 1797 году острова были аннексированы Францией, но ненадолго. На протяжении следующих, весьма беспокойных двадцати лет их оспаривали русские, турки, британцы и французы. В 1815 году, по Парижскому договору, они стали Соединенными Штатами Ионических островов под протекторатом Британии. Этот протекторат существовал почти пятьдесят лет, до 1864 года, когда острова отдали Греции. Годы, когда британцы правили древней Керкирой, землей феаков и Итакой Одиссея, небезынтересны. Они весьма типичны для происходивших тогда на Средиземноморье событий.
Немецкий философ Гегель писал об англичанах, что их «материальное существование основано на торговле и промышленности, и англичане взяли на себя великую задачу быть миссионерами цивилизации во всем мире; свойственный им торговый дух побуждает их исследовать все моря и все земли, завязывать отношения с варварскими народами, возбуждать у них потребность вызывать развитие промышленности, и прежде всего создавать у них условия, необходимые для сношений, а именно отказ от насилия, уважение к собственности, гостеприимство». Это отношение было чуждым для греков, которые устали от чужеземного правления и мало уважали собственность (кроме своей личной, разумеется). Обретя свободу, они возжаждали полной независимости. Британский протекторат Ионических островов не всегда был для них приятным. Англосаксонские и левантийские характеры очень разные, у них мало общего, и потому им трудно ужиться вместе.
