Вскоре после этого к Сицилии подошел корабль с приказом Афин. Он привез ему приказ вернуться и предстать перед судом за ущерб, нанесенный гермам и осквернение мистерий. Но только Алкивиад не был человеком, готовым покориться и позволить повести себя как бычка на бойню. Он отлично знал, насколько сильны его враги в Афинах. Поэтому он бежал и пробрался в Спарту, где провел три года, работая на врага. Афиняне заочно признали Алкивиада виновным и приговорили к смерти. Одно можно сказать со всей уверенностью: кто бы ни изуродовал гермы, он ответствен, возможно ненамеренно, за падение Афин.
Отсутствие Алкивиада не только лишило афинян способного лидера; оно возложило ответственность за флот и экспедиционные силы на человека, который, какими бы ни были его военные и личные качества, был противником присутствия на Сицилии. Весной следующего года, не в силах найти повод для задержки, Никий выступил против Сиракуз. Но теперь у жителей Сиракуз было время укрепить оборонительные сооружения и подготовиться к осаде.
Пока афиняне пытались захватить Эпиполы, высоту к северу от города, Алкивиад, прибывший в Спарту, давал командованию спартанцев совет, обеспечивший их успех. Прежде всего они должны отправить спартанского полководца, который возьмет на себя оборону Сиракуз. Также им следует возобновить военные действия в Аттике; по его мнению, лучший способ это сделать – захватить Декелею – стратегический пункт в древней Аттике, откуда спартанцы смогут отрезать афинян от продовольственного снабжения и серебряных рудников. Спартанцы согласились и начали действовать.
Никий тем временем оттеснил сиракузцев в черту города и приказал войскам строить вокруг стену, чтобы отрезать Сиракузы от окружающей территории. Ему лучше было бы немедленно атаковать, но такие действия были не в его характере. Его коллега Ламах, с самого начала требовавший немедленной атаки на Сиракузы, был убит в бою, и не осталось никого, способного внести требования реальной жизни в эту военную кампанию. Тем временем спартанский военачальник Гилипп высадился на западе Сицилии с небольшим отрядом. Он проигнорировал слухи о полном окружении Сиракуз и выступил на восток, по пути собирая местные силы. Никий не сумел помешать ему войти в Сиракузы, и с этого момента судьба экспедиционных сил афинян была решена. Афиняне были вытеснены с Эпипол, и оказалось, что теперь они, находясь в базовом лагере к югу от большой гавани, должны опасаться окружения и осады.
Никий отправил срочную депешу в Афины, в которой утверждал, что есть только два пути дальнейшего развития событий. Или афиняне отзовут экспедицию (этот вариант был предпочтительным для него), или существенно укрепить ее. Афиняне отреагировали как азартный игрок, поставивший все на карту. Семьдесят три триремы и 5000 тяжеловооруженных воинов были посланы в качестве подкрепления для Никия. Взамен убитого Ламаха прислали другого военачальника – Демосфена.
Сначала создалось впечатление, что афинянам сопутствует удача и они близки к победе. Но потом их стали преследовать несчастья. Они получили отпор, пытаясь вернуть Эпиполы (а этой высотой надо было обладать, чтобы иметь возможность осадить город), а в войске и на кораблях начались болезни, деморализуя тех, кто остался здоровым. В осажденные Сиракузы снова пришло подкрепление, и, как это часто бывает в подобных случаях, моральный дух взлетел неизмеримо высоко, вне каких-либо пропорций с численностью подкрепления.
Афиняне решили, что у них нет другого выхода – только отступать. Но Никий медлил даже с этим, оправдывая потерю времени лунным затмением. В те времена это считалось неподходящим временем для любого важного начинания. Нерелигиозный человек вроде Алкивиада начал бы действовать, не сомневаясь, не особенно интересуясь «волей богов». Задержка оказалась роковой. К тому времени, как афиняне наконец пришли в движение, сиракузцы догадались об их намерениях. Имел место классический морской бой, в котором афиняне потерпели сокрушительное поражение. Это был чувствительный удар для людей, считавших себя непобедимыми в море.
Фукидид описал надежды и страхи афинян и сиракузцев, следивших за сражением: «Пока результаты морской битвы оставались неопределенными, сухопутное войско обеих сторон в смятении и с напряженным вниманием следило с берега за ее ходом. Местное войско сиракузцев жаждало решительной победы, а пришельцы афиняне опасались оказаться в еще худшем положении, чем теперь. Все свои надежды афиняне возлагали на корабли, и потому их страх за будущее был неописуем. По причине неодинакового хода морской битвы на отдельных ее участках картина битвы, открывшаяся зрителям на берегу, выглядела по-разному. Так как ее можно было наблюдать лишь с близкого расстояния и поле зрения было ограничено, то не у всех афинян перед глазами был одновременно один и тот же пункт: одни, видя где-нибудь успех своих, приободрялись и взывали к богам с мольбой о спасении и впредь; другие же, заметив где-нибудь неудачу, испускали скорбные вопли и зрелище происходящей борьбы удручало их больше, чем самих бойцов действительность. Третьи же, наконец, обращали свои взоры туда, где на протяжении долгой борьбы положение оставалось неопределенным. Объятые страхом зрители переживали мучительное состояние, и их душевная тревога отражалась в непроизвольных телодвижениях: спасение и поражение чередовались для них с минуты на минуту. И поэтому в войске афинян, пока морское сражение шло для них без решающего перевеса на той или другой стороне, сливались вместе крики ликования победителей, вопли побежденных и самые разнообразные возгласы, которые в час грозной опасности всегда раздаются в большом войске. Почти то же самое происходило у афинян и на море, пока наконец сиракузяне и их союзники после долгой борьбы с решительным натиском не одолели афинян и с громкими криками, ободряя друг друга, не бросились преследовать их до берега».
Разгром в той самой стихии, где афиняне считали себя неоспоримыми господами, сломил их моральный дух. Хотя у них осталось столько же трирем, сколько у сиракузцев, афинские моряки отказались участвовать в последней попытке пробраться сквозь строй кораблей, которые сиракузцы связали вместе, перегородив вход в гавань. Оставалось только отступить вглубь острова. Понятно, что сиракузцы не были готовы так легко отпустить врага, который вполне мог перегруппироваться и снова перейти в наступление позже. И афиняне обнаружили, что все пути в обход Сиракуз заняты. Еще больше понизило их боевой настрой начало сезона дождей, которые сопровождались сильными грозами, – обычное явление на Сицилии в начале осени. Афиняне сочли это знаком того, что боги тоже отвернулись от них.
Подвергаясь постоянным атакам сиракузской кавалерии, страдая от нехватки продовольствия и воды, афиняне в конце концов были разгромлены к югу от Сиракуз, где они пытались перейти вброд небольшую речушку, превратившуюся из-за дождей в бурный поток. Никий и Демосфен сдались. Несмотря на то что Гилипп был склонен сохранить им жизнь и отвезти в Спарту, сиракузцы их казнили. От большой афинской армии и флота осталось 7000 человек, которых поместили в каменоломни Латомии, что к северу от города. В экспедиции на Сицилию афиняне потеряли 40 000 человек и 175 трирем. Это был смертельный удар, от которого они уже не смогли оправиться.
О судьбе уцелевших в бою рассказал Фукидид: «…сиракузцы обращались с пленниками в каменоломнях жестоко. Множество их содержалось в глубоком и тесном помещении. Сначала они страдали днем от палящих лучей солнца и духоты (так как у них не было крыши над головой), тогда как наступившие осенние ночи были холодными, и резкие перемены температуры вызывали опасные болезни».
