Как это нередко бывало в истории Средиземноморья, завоеватель лучше известен миру, чем философ. Карьера Александра повлияла на многих людей, в том числе карфагенянина Ганнибала, римлянина Юлия Цезаря, корсиканца Наполеона, и – как пример крайней деградации – австрийца Адольфа Гитлера. Мечта Александра о мировом господстве не всегда приводила к удачным результатам. Тем не менее ее следует рассматривать в контексте того времени, когда одна сильная личность действительно могла изменить мир. И всегда следует помнить, что влияние Александра на Восток было бы менее важным, если бы он не принес с собой искусства и архитектуру, культуру и философию людей, которые не были воинами и завоевателями, по сути, таких, как Диоген и его хозяева.
Само Средиземноморье скрывается из вида, когда Александр начинает претворять свои мечты на Востоке. Освободив Ионию, он прошел по Сирии, разгромил персидского монарха Дария в сражении при Иссе и двинулся дальше в Финикию. Поскольку финикийцы составляли ядро персидского флота, Александру было важно устранить угрозу для своих морских коммуникаций еще до вторжения непосредственно в Персию.
Большая часть 332 года до н. э. была занята осадой Тира, который упорно держался семь месяцев, но в конце концов был взят штурмом с моря. Город стал македонской крепостью, и тирский флот больше никогда не оспаривал греческое господство на море. Взятие Тира было, вероятно, самым значимым ратным подвигом Александра. Но большие ратные деяния нередко имеют неприятные последствия. В Древнем мире, где продажа населения завоеванного города в рабство являлась законным правом победителя, после захвата города тысячи мужчин, женщин и детей отправлялись на невольничьи рынки. Таким образом, на аверсе монеты славы мы видим юного золотоволосого завоевателя, а на реверсе – груды черепов и толпы рабов.
Флавий Арриан, рассказывая о походе Александра, описывает его следующие действия. Он покорил древний город Газа, а потом направился в Египет, который был основной целью его южного похода, и неделей позже после ухода из Газы прибыл в Пелузий [на восточном берегу устья Нила], где сопровождавший его флот, плывший вдоль берега из Финикии, уже стоял на якоре. Мазак, персидский правитель Египта при Дарии, не имел под своим командованием местных войск. До него уже дошла информация о сражении при Иссе и позорном бегстве Дария. Учитывая все это, а также тот факт, что Финикия, Сирия и большая часть Аравии уже были в руках македонцев, Мазак принял Александра с показным дружелюбием и не стал чинить ему никаких препятствий.
Став формально египетским фараоном, Александр стал подыскивать хорошее место для строительства порта на египетском побережье. Поскольку Египту предстояло стать частью греческого мира, он должен был смотреть наружу, на Средиземное море, а не вглубь территории, как это было тысячелетиями. Идеальное место обнаружилось у западного берега устья Нила, между озером Мареотис (Марьют) и морем, где узкий скалистый остров и каменистый выступ, протянувшийся в море с берега, обеспечивали превосходную естественную гавань.
Это было замечательное место, писал Э. М. Форстер в «Александрии». Отличная гавань, великолепный климат, пресная вода, известняковые каменоломни и легкий доступ к Нилу. Здесь Александр намеревался сохранить навсегда все, что есть лучшего в эллинизме, и построить город для большой Греции, которая будет состоять не только из городов-государств, но и из царств и охватит весь населенный мир.
«Александрия была основана.
Отдав приказы, юный завоеватель поспешил дальше. Он не видел, как строились здания. Его следующим желанием было посетить храм Амона в оазисе Сива, где жрец принял его как божество. С тех пор его греческие симпатии резко упали. Он стал человеком Востока, почти космополитом, и хотя он снова сражался против Персии, но уже с другим настроем. Теперь он желал гармонизировать мир, а не эллинизировать его, и, должно быть, оглядывался на Александрию, как на творение своей незрелой юности. Однако ему предстояло вернуться в этот город. Спустя восемь лет, завоевав Персию, он умер, и его тело после некоторых превратностей было доставлено для погребения в Мемфис. Верховный жрец отказался принять его там. «Не оставляйте его здесь, – требовал он, – а только в городе, который он основал у Ракотиса, потому что, где бы ни лежало его тело, город будет неспокойным, его станут сотрясать войны и сражения». Так что тело Александра было перевезено вниз по Нилу, завернутое в золото и заключенное в стеклянный гроб, и было похоронено в центре Александрии, где он стал героем и божеством-покровителем».
Последующая история Александрии в полной мере соответствовала пророчествам египетского жреца. И в физическом, и в интеллектуальном аспекте город веками оставался центром урагана. Только во время его арабской оккупации – с VII по XVI век – он стал относительно маловажным морским портом. Впоследствии, во время двухвекового турецкого правления, упадок продолжился, и он снова стал центром раздоров только в XX веке. Кости великого завоевателя давно затерялись. И только его тревожный дух до сих пор посещает это место, где встречаются Восток и Запад и где мечеть пророка Даниила воздвигнута на месте гробницы Александра.
Правда или нет то, что Александр желал «гармонизировать мир, а не эллинизировать его», невозможно отрицать тот факт, что конечным результатом воздействия его бурной и яркой жизни на Ближний Восток стало навязывание ему образа и идеологии греческого гения. Даже более эрудированный, чем наставник его юности, мудрый Аристотель, он не совершил ошибки и не рассматривал жителей Востока как низшую расу. В отличие от ранних афинян он не думал, что персы менее цивилизованны. Он соглашался с тем, что во многих отношениях они продвинулись дальше греков. Лучшему пониманию жителей Востока способствовал тот факт, что, будучи македонским царем-воином, он обладал аристократической, а не демократической концепцией жизни. Подражателям Александра в последующие столетия иногда приходилось делать вид, что они прислушиваются к гласу народа, что они на самом деле выразители этого голоса. Но все это не более чем лицемерие: великий завоеватель не может быть демократом.
Александр Великий, завоевав Персию, вторгнувшись в Индию и исследовав побережье Аравии, произвел большие изменения в средиземноморском мире. До этого Восток вторгался на Запад, а теперь искусства и технологии северных греков рассеялись среди арианских персов и семитских народов. В конечном счете завоевания Александра вымостили путь для Великой Римской империи Востока.
Он никогда не заглядывал в будущее и не думал о продолжении династии. Воспитанный властной матерью, он, возможно, стал гомосексуалистом, и его очевидное отсутствие интереса к отдаленному будущему неизбежно привело к краху последовательной политики после его смерти. Великие царства, им завоеванные, стали провинциями, оспариваемыми амбициозными полководцами, «греческие качества» которых изменились – не всегда едва заметно – под влиянием Востока. Нечто похожее произошло со средневековыми христианскими крестоносцами.
Говорят, что афинский оратор Демад однажды сказал: «Александр не умер, афиняне, иначе весь мир почувствовал бы запах его трупа». Но он действительно умер в возрасте тридцати одного года – в Вавилоне от лихорадки. Его наследие трудно определить однозначно – то, чего он достиг, в каком-то смысле намного превысило административные возможности его преемников. Что касается средиземноморской истории, главным итогом стремительной карьеры Александра было направление греческого гения в Египет и на Ближний Восток и, таким образом, способствование подъему и господству Рима в Центральном Средиземноморье. А. Р. Берн в книге «Александр Великий и Эллинистическая империя» излагает следующую точку зрения: «Если бы греческое продвижение на Восток не нашло столь блестящего лидера и не проникло так далеко, греческое наступление и оборона на Западе стали бы весомее. Какое это было бы благословение человечеству, если бы смогли остановить Рим, или, по крайней мере, задержать достаточно надолго, чтобы успеть цивилизовать его раньше, чем Италия стала центром объединенного средиземноморского мира. Римляне в конце концов полюбили греческое искусство и принципы; но они (больше, чем другие варвары) сначала сломали хребет греческой цивилизации – это произошло в два ужасных века до н. э., и лишь потом, с Вергилием и Августом, научились не только завоевывать, но и щадить».
