Летом 1096 года две главные группы крестоносцев подошли к Константинополю. Их продвижение по Европе было хаотичным и чреватым безобразными инцидентами. Они шли, подобно муравьям, но без дисциплины и были непрошеными гостями в большинстве городов, где останавливались на отдых. Алексей, просивший о помощи, ожидал войско, а не беспорядочную толпу сброда, и понятия не имел, что делать с этим народным Крестовым походом. Тем не менее он попытался выполнить свою часть сделки и подготовил продовольствие, а греки снабжали крестоносцев едой, лошадьми и даже одеждой. Многие крестоносцы были воодушевлены перспективой увидеть золотой Иерусалим, но в их рядах было и немало негодяев.
Не в силах терпеть постоянные грабежи и разбой, император организовал переправку крестоносцев византийским флотом через Босфор. Крестоносцы дошли до деревни Кибот на берегу Никомедийского (Измитского) залива. Там начались жестокие ссоры между разными расовыми группами, составлявшими эту неорганизованную толпу. Петр Пустынник вернулся в Константинополь, чтобы заручиться дополнительной помощью от императора. Тем временем крестоносцы, разграбив сельскую местность, находившуюся под контролем Византии, начали совершать набеги на территории, где их уже ждали турки. После нескольких небольших стычек вся армия, насчитывавшая 20 000 человек, вышла на бой с неверными. Результат был предрешен. Несмотря на отвагу многих крестоносцев, армия была обращена в бегство. Ее преследовали кавалеристы, осыпая крестоносцев градом стрел. Итогом стала массовая бойня. Захватив лагерь крестоносцев, турки не щадили никого – ни мужчин, ни женщин, ни даже детей. Только несколько привлекательных юношей и девушек были оставлены в живых для домов и гаремов завоевателей. 3000 уцелевших, сумевших укрыться в замке на берегу, были спасены византийским флотом и возвращены в Константинополь. Это был конец народного Крестового похода. Если он и принес какую-то пользу, то она состояла в напоминании европейцам очевидного факта: одной только веры недостаточно. Дорогу в Иерусалим сможет открыть только меч, принадлежащий дисциплинированному воину.
Если Крестовые походы находились в центре исторической сцены на протяжении всего этого периода, если говорить о Средиземноморье, самым важным событием была смена характера силы, господствовавшей на море. На северо-востоке и в Эгейском море византийский флот все еще продолжал господствовать, и ему предстояло стать частью важнейшей жизненной артерии, позволившей следующей волне крестоносцев добиться своей цели. Но в центральной части моря все коренным образом изменилось. С захватом Сицилии и закреплением там и в Южной Италии норманнов появился мощный оборонительный щит, позволивший возродиться портам Южной Италии. Веками они оставались неважными и, за исключением Равенны, после краха Западной империи играли незначительную роль. Помимо норманнского господства в центральном бассейне захват византийцами в 960 году Крита, что на восточной стороне Ионического моря, добавил стабильности всему региону. Венеция, Генуя и Пиза начали восставать из неизвестности и довольно скоро начали играть важную роль в истории моря.
Первый крестовый поход, организованная военная экспедиция, начался в 1097 году, когда четыре разные группы выступили в путь раздельно, чтобы встретиться в Константинополе. Первая группа, во главе которой стоял Готфрид Бульонский, шла из сегодняшней Бельгии. Вторая, которую возглавил сын Роберта Гвискара, завоевателя Южной Италии, состояла, главным образом, из норманнов и итальянцев. Третью группу, сформированную в Провансе, возглавил граф Тулузский, а четвертую – из Нормандии – вел Роберт, герцог Нормандский, старший сын Вильгельма Завоевателя.
Хотя папа Урбан утверждал, что для этого Крестового похода приняли крест 300 000 человек, большинство из них были не воинами, а мирными паломниками. Представляется вероятным, что вооруженных рыцарей и обученных пехотинцев было не больше 80 000 человек. Это была масштабная экспедиция, которая в конце 1096 и начале 1097 года начала собираться в Константинополе, готовясь к отправке в Малую Азию. Император, хотя изначально и желал получить помощь норманнов и франков для возвращения утраченных Византией территорий, вероятно, уже давно пожалел о своем обращении. Получилось, что он сам пригласил в свой дом алчного гостя, который далеко не всегда проявлял дружелюбие к хозяину. Хотя плоды Первого крестового похода могли превзойти его ожидания, Алексей на самом деле навлек на империю проблему, которая впоследствии способствовала ее падению.
Переправленная через пролив византийским флотом, который на протяжении всей последующей операции осуществлял снабжение крестоносцев и подвозил осадные машины и прочие военные материалы, армия достигла первого успеха, захватив Никею. Знаменитый древний город был столицей северной части Малой Азии, и его утрата была весьма болезненным ударом по гордости турок, не говоря уже о материальных соображениях. Предварительно крестоносцы дали клятву Алексею Комнину, что отдадут ему, как верховному главнокомандующему, все захваченные территории. Захват Никеи, вероятно, явился для императора оправданием его призыва к грубой силе Запада для изменения баланса сил на Востоке. Византия получила и другие преимущества. Армия хлынула на юг через Малую Азию и восстановила имперский контроль над практически всем побережьем и обширной внутренней территорией. Тем не менее турки, закаленные и эффективные воины, сражались за каждый клочок земли. «Кто, – вопрошал автор «Деяний франков», – станет преуменьшать мастерство, военные таланты и доблесть турок? Они утверждают, что только франки и они имеют право называться рыцарями. Придерживайся они веры Христа, им бы не было равных в силе, смелости и науке войны».
Концепция «воина Христа» была чужда византийской мысли. Война никогда не считалась византийцами благородным делом. Они считали, что ее следует избегать, если возможно. Византийцы предпочитали договариваться, а не сражаться. На самом деле взятие Никеи по большей части было результатом переговоров между византийцами и турками. Когда крестоносцы уже собрались штурмовать стены, оказалось, что над ними уже развеваются флаги Византии. Турки предпочли договориться со своими старыми – известными – врагами, чем покориться чужеземцам.
Византийские концепции стратегии и политики издавна основывались на мысли, что война есть результат политической ошибки. Норманны, с их решительным и простым подходом и присущей всем северянам любовью к сражению, всегда считали греков коварными, слишком хитрыми – в общем, склонными к предательству. Византийцы, с другой стороны, относились к этим чужеземцам как к полезному инструменту в своих руках (по крайней мере, так они думали вначале). Также они были уверены, что чужеземцы являются приверженцами неправильной испорченной церкви, они некультурны и неотесанны. Гиббон писал: «Новый дух возник из религиозного рыцарства и папского господства, людей тронуло изысканное чувство, реакция дошла до самого сердца Европы». До какого-то момента так и было. Крестовые походы действительно стали уникальным явлением. Но только грекам, унаследовавшим Восточную империю Древнего Рима, это было трудно понять. Да, император позвал этих франков на помощь, чтобы не допустить уничтожения христианской цивилизации на Востоке, но греки считали, что крестоносцы будут наемниками, которые исполнят свою миссию, получат деньги и уберутся восвояси, а вовсе не тем, кем они оказались в действительности. А норманнские бароны, обнаружив на Востоке обширные территории, пожелали сами стать их хозяевами. Они, конечно, были адептами войны, однако их конечной целью были обширные землевладения, на которых они могли обосноваться. В отличие от наемников прошлого – хотя норманны не считали себя наемниками – они не имели желания выигрывать сражения, получать плату и возвращаться домой.
