Именно потому, что, командуя измайловцами, я решал сложную задачу, полк стал моим «детищем»; так выразился я в письме к своей жене, когда сообщал о моем уходе и вызванных им грустных чувствах.
Начальником 1-й гвардейской пехотной дивизии был отдан по моему адресу прощально-благодарственный приказ. Как видно из предыдущего, Нотбек не выказывал в течение моего командования избытка приязни к Измайловскому полку и его командиру. Тем более поразил меня тон этого последнего приказа, звучавшего как проявление искренней дружбы и неподдельной теплоты. Приказ сохранился у меня.
В эмиграции многочисленный Союз зарубежных измайловцев преподнес мне ко дню сорокалетия со времени производства в офицеры, в 1935 году, художественно исполненный адрес с рядом схем походов 1915 года и иллюстраций. Первыми подписали адрес Великие Князья Андрей Владимирович (измайловец со дня рождения) и Гавриил Константинович (ставший зарубежным измайловцем).
Кроме того, редактор-издатель «Измайловской Старины» поместил в № 24 мою биографию и воспоминание о моем командовании одного из офицеров (В. В. Фомина).
В 1939 году, после кончины Н. М. Киселевского, я сделался председателем Измайловского Союза, как бы снова вступив в командование измайловцами – увы, без солдат.
Генерал-квартирмейстерство в штабе Особой армии
Хотя я и отказался весною 1915 года от предложенной мне должности генерал-квартирмейстера, предпочтя полк, судьбе было угодно настоять примерно через год на моем назначении генерал-квартирмейстером.
В конце 1915 года из войск Гвардейского корпуса было образовано три корпуса: два пехотных (каждый по две дивизии) и один кавалерийский (две дивизии). Это не вызывало новых формирований. 3-я гвардейская пехотная дивизия, действовавшая до того в отделе, была притянута и составила с гвардейской стрелковой дивизией 2-й гвардейский корпус. Вся конница тоже была собрана и сведена в корпус.
В сущности, образовали новую маленькую частную армию из отборных частей, по-видимому, в целях иметь «ударный» резерв, и наименовали ее «войска гвардии».
Армейское управление ее составилось из кадров штаба гвардейского корпуса, а во главе этого «отряда», как его называли сначала, был поставлен бывший корпусной командир, популярный в гвардии генерал-адъютант В. М. Безобразов.
Начальником штаба он выбрал к себе командира Преображенского полка Свиты Его Величества генерал-майора графа Н. Н. Игнатьева (товарища моего брата по Пажескому корпусу и нашего свойственника по бабушке Пелино). Игнатьев кончил Академию одновременно с моим братом, но в Генеральный штаб не пошел, отказавшись от внеочередного производства в чин, и вернулся в свой Преображенский полк. Перед началом войны он стал его командиром.
На должность генерал-квартирмейстера, сначала получившую название «обер-квартирмейстера», пригласили полковника В. Н. Доманевского, до того состоявшего при штабе Гвардейского корпуса «для поручений».
С самого начала войны этот офицер Генерального штаба завоевал себе в управлении корпусом выдающееся положение. Кому-нибудь нужно было занять такое положение знающего и энергичного штабного офицера, ибо начальником штаба корпуса первое время был граф Ностиц – величина светская и добродушная, но в смысле знаний и опыта совершенно отрицательная. Наверху, над Ностицем, стоял Безобразов, здравого смысла которого было недостаточно, чтобы возместить отсутствие военно-научного образования. Штабная работа для этого гвардейского кавалериста представлялась делом простым. Требовалось нечто вроде строевого порядка, а о ремесле оперативных распоряжений Безобразов, или «Воевода», как его называли в гвардии, не имел понятия. Он не мог «направлять» своего начальника штаба, и оба они – без Доманевского или какого-либо другого властного и осведомленного офицера – представляли бы в стратегическом управлении корпусом на войне корабль без руля и без ветрил.
Низы штаба Гвардейского корпуса составлялись по признаку, главным образом, принадлежности к гвардейским войскам и даже, по возможности, отдаленности от службы в Генеральном штабе. Доманевский в этой среде, со своим честолюбием и охотою быть заправилой (grand faiseur), естественно и скоро сделался тем центром в штабе корпуса, к которому потянулись все нити.
В тот период, когда штаб корпуса развернулся в штаб Гвардейского отряда, а Доманевский стал обер-квартирмейстером, его помещение превратилось в приемную, в которую являлись не по одним вопросам квартирмейстерской части; там можно было увидеть и начальника артиллерии, и санитарного инспектора, и командиров полков, и краснокрестных деятелей. Доманевский выслушивал просьбы, брался устраивать дела и перемещения, плел сети всевозможных интриг. Приехать в штаб Отряда и миновать Доманевского было нельзя.
Никто не пытался оспаривать положение, захваченное им в штабе гвардии. Про него говорили: «Талантливый Доманевский».
Вдумываясь, однако, в действия гвардии в те периоды, когда его участие и влияние были вне сомнения, не видно, чтобы талантливость Доманевского оставила по себе заметные следы. В люблинских боях осенью 1914 года Гвардейский корпус вводился в дело по частям (в чем управление корпуса, впрочем, было мало повинно), и бои не связались в общую корпусную операцию.
Ломжинский эпизод в феврале 1915 года, когда три гвардейские дивизии были остановлены во встречном бою германской ландверной бригадой, потеснены ею назад и принуждены к обороне, представляет собою печальный пример управления.
Нельзя было признать талантливым и литературное произведение, оставшееся в руках Безобразова, – в подкрепление кавалерийских идей последнего, – об употреблении Гвардейского конного корпуса в массе для нанесения удара противнику в решительную минуту боя. Странна была эта проповедь в 1916 году тактики кавалерии Мюрата 1812 года. Но выбить эту мысль из головы Безобразова было невозможно, и гвардейская кавалерия во время стоходских боев летом 1916 года береглась для того, чтобы ринуться в тамошние мшисто-болотистые теснины под пулеметами противника!
Мне лично не пришлось наблюдать оперативную работу Доманевского; я никогда с ним не служил; но по рассказам сужу, что он обладал большой работоспособностью и огромной памятью. Но также и огромным самомнением, которое превосходило размер его полезных способностей.
Вскоре после ломжинских боев, насколько помню, Доманевский уехал командовать одним из уланских полков и был возвращен в штаб гвардии, как я уже упомянул, в конце 1915 года на определенную, теперь ответственную должность руководителя оперативной части в штабе под начальством графа Игнатьева.
Доманевский оставался все тем же природным «заправилой», но Игнатьев не был повторением безличного и бесхарактерного Ностица.
