Самолетов у нас по-прежнему было еще так мало, что мы не могли ни воспрепятствовать этим налетам, совершавшимся безнаказанно, ни сколько-нибудь серьезно мстить за них тем же оружием.
Тем не менее летчики наши не упускали случая подняться днем навстречу неприятельским аэропланам и вступить с ними в бой, если соотношение сил это позволяло.
Мы все были свидетелями, к сожалению, одной такой схватки, кончившейся гибелью нашего аппарата и двух летчиков. Это было единоборство в чистом голубом небе на незначительной сравнительно высоте, над окраиной Рожище. Самолеты кружились один около другого, как две птицы, то снижаясь, то вздымаясь кверху. Раздавались ясные звуки коротких пулеметных «пачек». С величайшим волнением следили мы, кто – в бинокль, а кто и простым глазом, за исходом этой дуэли. Вдруг наш аппарат как-то странно дернулся, пошатнулся, как подстреленная птица, и стал, кружась и извиваясь, быстро, быстро падать…
Немец же плавно поднялся ввысь и полетел «домой» с победным донесением…
На другой день мы торжественно, с воинскими почестями хоронили наших героев-летчиков. В венок от авиационного отряда был вставлен обломок пропеллера.
Со вступлением Гурко в командование армией на Ковельском участке изменился характер оперативных сношений со штабом Юго-Западного фронта. Последний, так же как и Могилев, уже не навязывал своих планов и не подсказывал, а спрашивал мнения и совета Гурко. В длинных переговорах по прямому проводу было видно, как постепенно Гурко забирал в свои руки вопрос управления будущей операцией вообще, то есть и за пределами своей собственной армии. Волшебная лента аппарата Юза выстукивала пространные и убежденно мотивированные соображения «командарма Особой», в ответ на которые ползла и закручивалась в моток покорная и на все сдающаяся лента «наштаюза» или самого «Главкоюза».
Так, шаг за шагом, выработалась общая линия предстоящих действий фронта, построенная в зависимости от плана Особой армии и внушенная наверх ее командующим. В средствах для исполнения этого плана Гурко не получал отказа. В результате армия его разбухла до невероятного числа корпусов – одно время их было двенадцать или четырнадцать! Вспомним, что Безобразову отказали в одном – для развития его удара.
Посыпались в армию и добавочная артиллерия, и авиация, и разная техническая мелочь. Армия действительно заслуживала название «Особой».
Первое, что сделал генерал Гурко в области оперативной идеи, вникнув в условия, существовавшие на направлении Луцк – Ковель, – он отказался от главного удара на Ковель. Отрицательные условия эти, разумеется, не родились с образованием новой армии; именно они и остановили успех войск Безобразова. Но такова была сила аргументации Гурко, что и у штаба фронта, и у Ставки вдруг открылись глаза на то, что им следовало видеть без посторонней помощи. Теперь они уверовали в непогрешимость тех самых доказательств, которые в свое время представлял своим не научным языком Безобразов и которые отвергались как лепет ребенка!
Участок атаки было решено сдвинуть на юг, на более доступную местность и на направление, ведущее к овладению Владимиром-Волынским.
В связи с этим в подчинение Гурко перешла часть корпусов, прежде входивших в состав соседней 8-й армии Каледина, фронт Особой армии значительно раздвинулся, а 8-я армия со своим штабом спустилась еще далее на юг.
Все эти оперативные и географические перемены вызвали естественный переход штаба Особой армии в Луцк, где до того стоял штаб Каледина, и откуда, как из центра, удобно было руководить операцией по фронту широкого сектора, глядевшего своим правым крылом на Ковель, а левым – на Владимир-Волынск.
Штаб прочно осел в здании старого католического монастыря с очень толстыми стенами и сводами.
В нижнем этаже, вдоль длинного коридора поместились: служба связи, Алексеев и Гурко – рядом, оперативное мое отделение и общая столовая.
Мне отвели целую квартирку в кельях второго этажа. Получились просторные кабинет, спальня и комната для денщика.
Понатащили, усердием коменданта штаба, кое-какую мебель из города в дополнение к моей походной койке и повесили над довольно потертой оттоманкой олеографию, изображавшую голову типичной печатной «красавицы» с роскошными волосами и бюстом.
Вскоре после перехода штаба армии в Луцк у нас началась горячка подготовки к наступлению в направлении на Владимир-Волынск. Не подлежит никакому сомнению, что в основу этой операции была заложена мысль нанесения противнику сильного частного удара: он должен был выражаться прежде всего в прорыве укрепленной полосы неприятельских позиции на кратчайшем пути к Владимиру-Волынскому, а затем в решительном преследовании и в расширении этого прорыва.
Фронт для атаки был выбран намеренно узкий – одного корпуса – с тем, чтобы собрать за ним наибольшее количество артиллерии. Будучи эшелонирована в глубину, подкрепленная на этот раз более тяжелыми калибрами, с организацией флангового и перекрестного обстрела, артиллерия эта – предполагалось – могла создать мощный ураган огня и напомнить, хоть и в слабой степени, огневой удар Макензена в Галиции в 1915 году.
Необходимостью сосредоточить возможно большее число батарей и иметь – для развития прорыва – готовые ринуться вперед резервы и объяснялось то необычное число корпусов, которое было подчинено Гурко на время этой операции.
Ударным и ведущим корпусом был выбран 25-й, считавшийся крепким и имевший во главе его известного генерала Л. Г. Корнилова. Он недавно перед тем бежал из австрийского плена и был награжден после этого за свою храбрость и прежние подвиги крестом св. Георгия 3-й ст.
Гурко принимал личное и деятельное участие в разработке деталей атаки. Мы ездили с ним в штаб Корнилова для совещания на эти темы. Само собой разумеется, что часть других корпусов должна была принять участие в атаке на флангах 25-го корпуса; в особенности рассчитывали на их содействие левее, где нужно было овладеть двумя нелегкими укрепленными местными предметами – так называемым Квадратным лесом и селом Свинюхи, тоже с лесом. Повторяю – леса давались нам всегда трудно.
Штаб перешел в Луцк в первых числах сентября и не сразу расположился в монастыре. Сначала было какое-то казенное здание, быть может, гимназия. Именно в нем мы пережили сентябрьскую операцию. Настоящее начало подготовки к ней нужно отнести к 10 сентября, когда Особая армия снова была возвращена в состав Юго-Западного фронта.
14-го противник атаковал нас сам в стык Особой армии и 8-й (у села Свинюхи). Это заставило отложить нашу атаку на несколько дней. Она была начата на участках 8-й и Особой армий 19-го и на фронте Особой продолжалась с величайшим упорством до 22-го. Двумя днями раньше, 17-го, перешли в наступление южные армии Юго-Западного фронта – 11-я и 7-я.
Несмотря на тщательность разработки плана, произвести прорыв на Владимиро-Волынском направлении не удалось. На ураган нашей артиллерийской подготовки противник отвечал не меньшим огневым потоком по атакующей пехоте и по батареям. Мы овладевали первой или второй линией окопов, но за ними, в глубине, оказывались еще новые линии, опорные пункты, укрепленные местные предметы. Неприятель обрушивался из них на наши цепи огнем свежих пулеметов, хорошо защищенных, и русская пехота либо «залегала у проволоки», как доносили войска, либо «отходила в исходное положение».
