Удар наносился в стыке наших двух армий и против стыка двух неприятельских: 2-й австрийской (Бем-Ермоли) и германской «группы» Ботмера.
Все остальные русские армии к северу и к югу от фронта, выбранного для первоначального удара, получили выжидательные задачи – в общем пассивные; в лучшем случае – вспомогательной атаки (8-я армия Корнилова – соседка 7-й слева).
Нашим соседом справа, к северу от района Броды, была моя знакомая Особая – со знакомым Балуевым. Эта армия, на участке которой приходилось много болот, получила оборонительно-наблюдательную задачу, как бы составляя опорное крыло Юго-Западного фронта, пока центр (11-я и 7-я армии) и левый фланг (8-я армия) будут заходить в охват района Львова с юга.
Это сужение района атаки и относительное безучастие всего прочего огромного русского фронта не обещало крупных результатов и объяснялось тем, что «навинчивать» наступательный дух с одинаковым успехом по всему этому фронту считалось проблемой неразрешимой. Полагали, что, если будет победа, она эхом отдастся и в другие армии, заразит их «сознательным порывом» и даст возможность сдвинуть с места вперед и эти армии.
С другой стороны, теперь сила всего русского фронта менее чем когда-либо соответствовала его длине: число корпусов и дивизий перестало иметь определенное значение. Играло роль число надежных в смысле настроения единиц; их было менее половины, а ненадежные или сомнительные представляли собою опасный балласт, содержавший в себе взрывчатые вещества. Мерить стратегические и тактические возможности прежним масштабом было нельзя.
Командованию в этих диких условиях не оставалось ничего, как представляться перед противником, что мы продолжаем быть боевой силой; стоявшие на позициях войска, внушительные в изображении карандашом на карте, являлись лишь бессильным условным знаком; в некоторых случаях, на некоторых участках деревянные мишени были бы лучше, ибо в случае атаки противника они не дрогнули бы и остались на месте.
Протягивая «ножки по одежке», русское командование сделало все возможное, чтобы обеспечить первоначальный успех на сравнительно узком фронте атаки. 11-я армия получила 6 корпусов и один конный (справа налево: 1-й Туркестанский, 32-й, 5-й, 17-й, 49-й и 6-й армейские и 7-й конный); 7-я армия – 5 корпусов (41-й, 7-й, 34-й, 22-й и 3-й Кавказский); 8-я армия Корнилова, на более растянутом южном фронте – 6 корпусов (33-й, 12-й, 16-й, 11-й, 23-й и 18-й армейские).
По-видимому, это являлось максимумом того, что активный фронт мог вместить без чрезмерного численного обнажения других фронтов. Качество упало; там, где прежде можно было положиться на один батальон, теперь ставили два; цеплялись за число, как за спасительное средство при исчезновении дисциплины и воинского духа.
Обращает внимание то, что ударная армия – 11-я – по числу корпусов только на один превосходила 7-ю и равнялась 8-й. Равномерность этого распределения находит объяснение в том, что в руках Главнокомандующего Юго-Западным фронтом оставалось 5 корпусов (не считая еще одного конного), которыми Гутор предполагал «подпереть» и развить успех на том или другом участке – в зависимости от того, как и где этот успех сложится.
Корпуса эти были: два Гвардейских, 5-й, 25-й, 45-й армейские и 5-й конный.
Как увидим, из них было введено в дело четыре (включая гвардию), но не ранее 22 июня, когда эксплуатация победы явно опоздала.
Возникает вопрос, почему решили против стыка неприятельских армий бить тоже стыком, что раздваивало удар в направлении на одну цель – Львов. Не проще ли было отвести ударной 11-й армии такой фронт, чтобы она своей серединой нацеливалась на участок Злочев – Бржезаны, спустив 7-ю армию несколько южнее и дав ей направление вдоль верхнего Днестра в обход Львова? При этом бездействовавшие корпуса правого фланга 11-й армии могли быть переданы, впереди Брод, в Особую армию, а активные правофланговые корпуса 7-й армии – в 11-ю.
Неестественность принятого решения вызвала и неуклонное облическое базирование 11-й армии. Ядро тыловых управлений оставалось в Кременце, скорее ближе к правому флангу фронта, а собственно оперативная часть переехала перед боем в Тарнополь и Озерну – за крайний левый фланг. Сообщения шли, таким образом, в ближайшем тылу, почти параллельно фронту армии.
На перемену разграничительных линий и базирования 11-й и 7-й армий времени было достаточно, мы готовились к наступлению и мололи в штабных стратегических мельницах все связанные с ним вопросы целый месяц. Как увидим дальше, 11-я армия была поставлена в особо тяжелое положение, когда разразился контрудар противника, именно вследствие этих условий базирования.
Если бы неприятель тогда стал развивать свой успех не в южном направлении – на Тарнополь и еще южнее, во фланг 7-й армии, а в северном – на Броды и Кременец, положение 11-й армии сделалось бы катастрофическим. Она могла быть разрезана на две части и отброшена от своих тылов.
Как бы то ни было, мы готовились к наступлению своим левым флангом, согласно директивам штаба фронта (Гутор – Духонин), с чрезвычайным усердием. В тактическом отношении обдумывалась каждая мелочь.
К сожалению, у меня нет под рукой верстовой карты районов атаки, которая помогла бы припомнить некоторые характерные подробности. Без них приходится ограничиваться самыми общими чертами.
Были выбраны три предмета действий по линии неприятельской укрепленной полосы, в секторе западнее села Озерна: на правом фланге – город Збараж, в центре – открытое волнистое пространство, в котором по гребню высот тянулись австрийские окопы; на левом фланге – район села Конюхи. Здесь противник укрепился по окраине деревни и по опушке леса – за нею и в стороне. Опять надо было атаковать нелюбимый местный предмет – лес!
На всех трех участках мы располагали довольно удобными подступами, благодаря складкам местности. Эти подступы являлись естественными ходами сообщений для маневрирования резервов. Соображения эти послужили, между прочим, к выбору фронта атаки.
Естественные подступы были усилены и искусственными окопами для резервов параллельно фронту и поперек.
Особенное внимание было обращено на разработку артиллерийского огня. Вопрос этот поручили полковнику Кирею, выдвинувшемуся по этой части с 1916 года и составившему себе прочное имя. Это был еще совсем молодой человек, артиллерист, но и с образованием Военной академии, давшим ему широкий тактический кругозор. Он увлекался своим делом, поражал своей неутомимостью и был вездесущим. Работать с ним было очень приятно и полезно.
Кирей водил Эрдели и меня по окопам и наблюдательным пунктам, показывал противника в перископную трубу «в натуральную величину» и строил общий план артиллерийской атаки.
Проволочные заграждения, пулеметные гнезда, опорные пункты и все линии окопов неприятеля в глубину были систематически сфотографированы с воздуха, и мы имели вполне удовлетворительные планы позиций, которые предстояло разрушить и штурмовать. Позиции эти были сильны и обладали хорошим обстрелом.
Были приняты все меры, чтобы скрыть наши приготовления и обеспечить таким образом внезапность нападения.
