– А теперь расслабьтесь и ни о чем не думайте.
Эти слова прервали мои размышления, и я замер на полпути.
Я быстро «стер» мысли о доме. Я сам просил участников экспериментов «расслабиться и ни о чем не думать» раз, наверное, тысячу, не меньше. И только сейчас понял, как же смешно звучит: «Ни о чем не думайте». Разве такое возможно? Даже расслабившись, мы о чем-нибудь думаем: строим планы, решаем, какие купить продукты, вспоминаем, какие совещания запланированы на работе.
Меня много раз спрашивали: «Говорят, человек использует только десять процентов мозга. Это правда?» Понятия не имею, откуда взялась эта нелепая идея. Нет, неправда! Тем не менее очень многие каким-то образом об этом услышали и теперь донимают расспросами и меня, и других нейробиологов. Достаточно взглянуть на экран монитора при ПЭТ-сканировании с использованием фтордеоксиглюкозы (ФДГ), которая маркирует базовую активность мозга, и вы увидите, что мозг – весь мозг! – работает постоянно. Всегда. Некоторые его участки становятся более активными, когда вы размышляете о чем-то или делаете определенные вещи, но даже если вы просто «расслабились и ни о чем не думаете», весь ваш мозг по-прежнему активен.
В выражении «использовать лишь десять процентов мозга» смысла не больше, чем в словах «ни о чем не думайте». Однако именно это я должен был сделать, лежа в сканере и прислушиваясь к голосу Мартина.
Я вообразил, что лежу на пляже в Австралии с закрытыми глазами. Представил, как солнечные лучи греют мое лицо, и попытался сосредоточиться на мысленной пустоте. Попробуйте ни о чем не думать хотя бы несколько секунд, и сами поймете, как это сложно. Наш разум похож на колибри – постоянно бьет крылышками, перелетает от одной мысли к другой, и остановить этот полет невозможно. Именно поэтому, наверное, здоровому человеку так сложно понять, каково это – быть в вегетативном состоянии. Думать «ни о чем»? Мы никогда ничего подобного не испытывали. И никогда не испытаем. Только не по эту сторону серой зоны.
– Ваша мать еще жива?
Голос Мартина вернул меня с теплых золотых пляжей. Какое облегчение – снова услышать человеческую речь. Я мог вернуться (мысленно) в дом, который оставил всего тридцать секунд назад, стоя у кухонного окна и размышляя о дороге в сад. Парадокс: представить что-то гораздо проще, чем не представлять ничего. В реальном мире, чтобы что-то сделать, нужно приложить усилия. А в мысленном мире – все наоборот. Мы всегда настороже, следим за окружающими, что-то ищем, чего-то избегаем. Так мы устроены. И без усилий отключить этот режим невозможно.
Мы с Мартином повторили процедуру пять раз, переключаясь между ответом на вопрос о моей матери и отдыхом на пляже. Это заняло ровно пять минут, а потом сканирование завершилось. Шум, к моему облегчению, стих. Однако меня терзали вопросы. Что с экспериментом? Удалось ли мне пообщаться с внешним миром, используя только свой мозг? Я едва сдерживался, чтобы не выскочить из сканера.
– Ну как, ответ есть? – выпалил я в надежде, что Мартин меня слышит.
Терпеть не было сил. Однако я был в ловушке, в птичьей клетке, далеко от мониторов.
Молчание. Я весь извелся.
– Сработало? – крикнул я.
Опять тишина. А потом в наушниках затрещало.
– Ваша мать покинула этот мир.
Я не верил своим ушам.
– Ты уверен?
– На сто процентов! Ясно как день. Ваша парагиппокампальная извилина зажглась, точно новогодняя елка. Значит, что вы воображали, будто гуляете по дому, то есть отвечали мне «нет». Правильно? Ваша мать умерла?
Я и представить не мог, что, услышав однажды слова: «Ваша мать умерла», расплывусь в счастливой улыбке.
– Давай повторим! – в восторге крикнул я. – Задай мне другой вопрос!
* * *
К концу сеанса было задано три вопроса, и я успешно ответил на все, используя только свой мозг. Когда меня спросили: «Вашего отца зовут Крис?», я снова представил, что хожу из комнаты в комнату, потому что ответ – «нет». Крисом зовут моего старшего брата. А вот когда меня спросили: «Вашего отца зовут Терри?», сделал кое-что другое: вообразил игру в теннис, мысленно ударив мячом в сторону соперника. Потому что именно так я должен был сказать «да». Моего отца действительно зовут Терри, и, воображая игру в теннис, я сообщил это Мартину, который сидел в комнате управления. Я передал ему имя моего отца, просто изменив структуру активности в мозге.
С помощью научно-технического волшебства Мартин смог прочесть мои мысли. Не телепатически, конечно, не буквально. Мои мысли были перекодированы в модель мозговой активности, которую распознал фМРТ-сканер и высветил на мониторе компьютера, перед которым сидел Мартин. И Мартин эти светящиеся пятна «прочитал». Он прочитал мои мысли!
Эксперимент удался! Мы показали, что можем использовать МРТ для двусторонней связи с пациентом в аппарате фМРТ. Мы могли задавать вопросы и расшифровать ответы, глядя на происходящее в мозге человека. С восхитительной простотой. Мы получили именно то, что искали.
* * *
Прежде чем привлекать к исследованию пациентов, требовалось ответить на множество вопросов. Насколько надежен наш эксперимент? Всем ли пациентам можно его рекомендовать или только некоторым? Я провел в сканерах много времени и знал, как заставить работать мозг определенным способом. А что, если это давало мне преимущество перед другими потенциальными испытуемыми?
Чтобы отмести все сомнения, Мартин просканировал шестнадцать добровольцев: игра в теннис означала «да», передвижение по дому – «нет». Шестнадцать человек. По три вопроса каждому. На проведение эксперимента потребовалось две недели. Когда все ответы были получены и обработаны, Мартин, сияя, влетел ко мне в кабинет. Я сразу понял, каков результат – все было написано у Мартина на лице. Отслеживая закономерности мозговой активности, он сумел правильно расшифровать ответы на каждый из сорока восьми поставленных вопросов. Получилось! Установить двустороннюю связь с помощью фМРТ возможно!
Конечно, чтобы получить ответ всего на один вопрос и расшифровать его с максимальной точностью, требовалось потратить не меньше пяти минут, однако что, если это – единственный доступный способ общения? Разве не изменит он жизнь пациентов? Представьте, что много лет вы лежите неподвижно, не в силах ничего сказать, моргнуть, сообщить о себе любимым. И вдруг появляется возможность, чем-то похожая на старую игру «20 вопросов», и мозг, запертый в неподвижном теле, вдруг начинает «общаться» с внешним миром.
* * *
Вскоре у нас появился шанс испытать наши вопросы и ответы в эксперименте с настоящим пациентом. В результате сотрудничества со Стивеном Лаурейсом и его коллегами в Бельгии мы узнали о двадцатилетнем пациенте из Восточной Европы, назовем его Джоном (я так и не узнал его имени), который пять лет назад попал в аварию: Джон ехал на мотоцикле, и его сбил автомобиль. Сильный удар по задней части черепа привел к обширному поражению мозга – такой ушиб часто ведет к образованию множественных кровоизлияний, так как маленькие кровеносные сосуды выплескивают содержимое в окружающие ткани мозга. Группа Стивена наблюдала за Джоном в течение недели, ему неоднократно ставили диагноз «вегетативное состояние». Мелани Боли, которая вернулась в Льеж и работала ординатором клинической неврологии, поместила Джона в фМРТ-сканер и попросила его представить игру в теннис. В течение пяти лет Джон ни разу не продемонстрировал признаков наличия сознания, однако когда в фМРТ-сканере его попросили вообразить игру в теннис, он тут же это сделал.
