Лично мне важнее всего казалось выяснить следующее: помнил ли Хуан что-нибудь из того периода, когда его привозили к нам на сканирование? И спрашивал я не из праздного любопытства. За все годы работы я ни разу не встречался с пациентами, которые могли бы рассказать о пережитом в сканере, о своих ощущениях. Каково это – быть в сознании, когда окружающие считают тебя «овощем»?
Пытался ли Хуан шевельнуться? Что-нибудь сказать? Сообщить, что он жив и все видит и понимает? Я хотел знать, что именно он чувствовал, пока его обследовали и диагностировали. Что может быть убедительнее, чем рассказ из первых уст? Если Хуан опишет нам, как лежал в фМРТ-сканере и что ощущал, мы будем знать наверняка, что он был в сознании, когда мы его сканировали. Услышать обо всем от самого Хуана представлялось нам особенно важным, ведь данные его сканирования оказались расплывчатыми. Мы не получили твердых доказательств, что он находился в сознании. Так пусть расскажет сам!
Мы собирались разработать серию экспериментов для Хуана, чтобы узнать, помнит ли он что-нибудь из пережитого в лаборатории? Это не так-то просто с научной точки зрения, как может показаться на первый взгляд, ведь пришлось восстановить его визит к нам семь месяцев назад буквально по минутам. Допустим, вас представили незнакомцу, и вы пытаетесь выяснить, присутствовали ли вы оба на одном и том же мероприятии или на празднике семь месяцев назад. Как вы это сделаете? Может, спросить для начала, помнит ли он, кто еще там был? Или показать ему фото клуба, в котором тогда организовали праздник?
Но каков следующий шаг, если на первые два вопроса вы получите отрицательный ответ? Только потому, что новый знакомый не узнал кого-то из тех, кто тоже пришел на праздник, или не вспомнил название клуба, вовсе не значит, что его там не было. Возможно, он не отличается наблюдательностью и просто забыл. Я, например, и сам едва помню, на какие вечеринки ходил семь месяцев назад и присутствовал ли там кто из знакомых. И даже если и вспомню, то уж точно не скажу, был ли мой знакомый на той давней вечеринке или нет.
Для нашей памяти весьма нетривиальная задача – помнить, кто присутствовал на определенном мероприятии и где оно происходило. Если бы нам требовалось запомнить всего одно лицо в одном месте в один определенный период времени, это было бы просто. Сложность же в том, что в течение года мы бываем, по крайней мере, на нескольких праздниках, где присутствуют различные группы знакомых и незнакомых нам людей в разных сочетаниях. Все это вызывает некоторые помехи, или, как говорят психологи, в памяти возникают пустые места, белые пятна вместо воспоминаний о том, кто, где и когда находился. А со временем воспоминания становятся немного запутанными.
К счастью, в нашем распоряжении имелся целый ряд факторов. На фМРТ-сканировании пациенты бывают все же значительно реже, чем на праздниках (хотя и здесь возможны исключения, взять хотя бы сотрудников нашей лаборатории). Однако для Хуана это был, безусловно, единственный опыт в жизни. И точно так же можно с уверенностью сказать, что и другие обследования, которые мы провели Хуану в то время, – неврологические обследования, электроэнцефалографию (ЭЭГ), – стали для пациента уникальными событиями, и перепутать их с другими подобными он бы не смог. Почти все, кого Хуан встретил в те дни, тоже наверняка заняли в его памяти особое место, чем нам и следовало воспользоваться. И все же, если окажется, что он ничего не помнит, это вовсе не будет означать, что в то время он не находился в сознании. А вот если Хуан вспомнит хотя бы отрывочные события – сканер, моих коллег и учеников, фильм Хичкока, – мы получим доказательства того, что он все же был в сознании.
Мы составили список всех мест, в которых Хуан побывал в Лондоне: больница, машина скорой помощи, лаборатория сканирования в институте Робарта, а также список научных сотрудников, которые осматривали его: Лаура, наш научный координатор, Стив, аспирант, работавший над магистерской диссертацией, и Дэмиан Круз, один из сотрудников, управлявших отделением ЭЭГ. Мы нашли фотографии всех этих мест и людей. Потом собрали «контрольные» снимки, фотографии комнат, в которых Хуан не был, например помещения, где проводятся эксперименты в Институте мозга и разума, а также фото аспирантов, работавших в нашей лаборатории над другими проектами и никогда не встречавшихся с Хуаном.
У нас был всего один шанс, и мы решили использовать его до конца. В нашем распоряжении имелось ограниченное количество фотографий мест и людей, которые мы могли показать Хуану всего один раз. Потому что покажи мы их второй раз, то никогда бы не узнали наверняка, вспомнил ли Хуан то время, когда ему делали фМРТ-сканирование, или то, как видел эти фотоснимки.
* * *
Родители привезли Хуана в Лондон, и его поместили в больницу «Парквуд». Пока он сидел в инвалидном кресле, ожидая теста на проверку памяти, то выглядел на редкость серьезным, почти мрачным. Вспоминая те дни, мне кажется странным, что некто, чья жизнь так резко изменилась, не сиял бы улыбкой благодарности за каждый новый день. Однако Хуан сидел очень тихо и выглядел одиноко. Возможно, на него так повлияло выздоровление. Ожили только некоторые его чувства, а другие компоненты личности так и остались потерянными. Или же ему просто требовалось больше времени.
Мы не находили себе места. В комнате, выделенной для исследования, царила напряженная атмосфера. Стив и Дэмиан провели тест на проверку памяти, который мы спешно, однако очень тщательно подготовили специально для Хуана. Его ответы нас поразили. Да, он вспомнил, как его сканировали, – помнил темную трубу, в которой ему было страшно. Вспомнил фильм Хичкока. Описал черты лица Лауры в деталях и четко вспомнил Стива, делавшего ему ЭЭГ. В те дни мы опробовали на Хуане некоторые из наших новых методов ЭЭГ, а также провели два фМРТ-сканирования и серию оценок поведения в надежде, что один из подходов даст нам положительный результат.
Хуан рассказал про Стива: «Он прикрепил электроды к моей голове и говорил со мной низким голосом». У Стива действительно низкий голос, и «прикрепить электроды к голове» – достаточно хорошее описание ЭЭГ. Хуан вспомнил свой первый приезд к нам в мельчайших деталях.
Не устану повторять, насколько это было важно. На протяжении многих лет мы наблюдали пациентов, которые прошли все стандартные медицинские тесты и жили с диагнозом «вегетативное состояние», чтобы лишь обнаружить: эти люди, не реагирующие ни на какие раздражители, способны представить игру в теннис или выполнить другие команды в сканере. Мы сумели доказать, что на самом деле они осознают реальность. Однако поговорить с пациентом, который восстановился после сканирования настолько, чтобы рассказать о своем опыте, нам не удавалось никогда. Это было необыкновенное событие. Ни с чем не сравнимое.
У нас наконец появились абсолютно неопровержимые доказательства того, что пациент может казаться полностью вегетативным, оставаясь при этом абсолютно в сознании, переживая жизнь вплоть до самых мельчайших деталей, в то время как окружающие ничего подобного не могут даже предположить. Вдумайтесь! Как еще Хуан мог описать внутреннюю часть фМРТ-сканера, если он не был там и не видел всего своими глазами? Как еще он мог узнать, какой фильм мы использовали, чтобы активировать его слуховую кору, если он не испытал этого? Откуда ему знать Стива, которого Хуан не встречал до того дня, как приехал в Лондон, и никогда больше не видел после выздоровления? Единственное объяснение заключалось в следующем: Хуан, несмотря на поставленный ему диагноз, продолжал видеть, слышать и запоминать происходящее вокруг все долгие месяцы, пока окружающие считали его «овощем». И примечательнее всего, пожалуй, то, как хорошо он все запомнил. В результате кислородного голодания его мозг получил серьезные повреждения. Как же он смог восстановиться?
