Посвящается Т. К.
Глава 1
Нью-Йорк 15 июня
Настоящее
Бекка лениво поглядывала на телеэкран – шла дневная мыльная опера, которую она время от времени смотрела еще с тех пор, когда была подростком. Совершенно бесконечная тягомотина! Интересно, как бы поступила она сама, будь у нее, как у героини, ребенок, нуждавшийся в пересадке сердца в этом месяце и новой почке в следующем… или муж, готовый ринуться в объятия каждой женщины, имевшей неосторожность бросить на него взгляд.
И тут зазвонил телефон.
Бекка было вскочила, но тут же замерла и уставилась на аппарат. За ее спиной на экране очередной неудачник жаловался на несправедливости жизни. Понятия он не имеет, что такое настоящая несправедливость!
Она не пыталась ответить. Просто стояла и ждала, считая звонки. Второй… третий… четвертый… И наконец, исключительно потому, что мать лежала в коме в больнице на Ленокс-Хилл, а сама она больше не могла выносить эти сверлящие уши бесконечные трели, трели, трели… Бекка заставила себя подойти, сомкнуть пальцы на трубке и с трудом выдавить единственное слово:
– Алло?
– Привет, Ребекка! Это твой бойфренд. Неужели я так застращал тебя, что ты даже телефона как огня боишься? Угадал?
Ребекка прикрыла глаза, будто таким образом могла защититься от ненавистного голоса, проникавшего, казалось, ей под кожу и пугавшего до нервной дрожи. Ни намека на протяжный выговор уроженца Атланты, ни режущих слух гласных коренного Нью-Йоркца, ни грассирования жителя Бостона. Голос явно принадлежал хорошо образованному человеку. Прекрасная дикция, довольно правильная речь, в которой угадывалось нечто английское. Кто этот тип? Стар он или молод? Она никак не могла это понять. Нужно сосредоточиться. Слушать внимательнее. Запоминать, как именно и что он говорит.
«Вы можете это сделать. Постарайтесь. Вызывайте его на разговор, пусть болтает что хочет: Если повезет, он чем-то выдаст себя», – так наставлял ее полицейский психолог в Олбани, когда этот псих стал звонить ей регулярно. Итак, надо слушать внимательно. Не позволять ему запугивать себя. Контролировать ситуацию. Быть ведущей, а не ведомой.
Бекка облизнула обветренные сухие губы. Всю неделю Манхэттен одолевала невыносимая жара, которую синоптики считали аномальной. Но сейчас ей было не до капризов погоды. Набрав в легкие побольше воздуха, она принялась повторять заученные вопросы:
– Не хотите сказать, кто вы? Мне очень бы хотелось это знать. Может, стоит потолковать, по какой причине вы мне звоните? Согласны? – Вот так хорошо. Голос спокойный, невозмутимый, чуть насмешливый.
– Неужели лень придумать что-нибудь новенькое, Ребекка? В конце концов, я не первый раз тебе звоню, но ты вечно талдычишь одно и то же. Должно быть, тебя шринк <Психоаналитик (жарг.).> выдрессировал, я верно догадался? Это он велел тебе задавать идиотские вопросы, чтобы отвлечь меня, заставить потерять бдительность и выложить всю подноготную. Сожалею, но ничего не выйдет.
Тут она была с ним согласна. Этот тип знает что делает и умело терзает свою жертву. Больше всего на свете Бекке хотелось попросить его оставить ее в покое, но она лишь плотнее стиснула губы. И тут внутри словно оборвалось что-то, будто туго натянутые струны лопнули в один миг. Долго копившаяся ярость вырвалась на свободу, преодолев безумный страх. Стиснув трубку так, что побелели костяшки пальцев, она завопила:
– Слушай, ты, козел! Перестань называть себя моим бойфрендом! Ты всего лишь псих, а я с такими ничего общего не имею! Кстати, насчет вопросов. Почему, черт побери, не скажешь, что тебе надо? А лучше всего пойди и повесься, не погань род человеческий. И не звони мне больше, жалкий ублюдок! Копы тебя достанут! Телефон на прослушке, понял? Недолго тебе осталось гулять.
Наконец-то она застала его врасплох! Мощный выброс адреналина зажег кровь, и на миг показалось, что ей все нипочем. Но только на миг. Ровно столько потребовалось и ему, чтобы прийти в себя.
– Ребекка, счастье мое, – рассудительно заметил незнакомец, – ты не хуже меня знаешь: копы не верят, что тебя кто-то преследует, что какой-то ненормальный названивает тебе в любое время суток, пытаясь прижать к стенке. Тебе пришлось самой установить прослушку, потому что полисмены наотрез отказались это сделать. А я стараюсь не затягивать наши приятные беседы, чтобы твои древние «жучки» не засекли меня. Но за оскорбление, милая, придется платить, и по полной программе.
Ребекка швырнула трубку на рычаг и хорошенько прижала, словно старалась остановить кровотечение из невидимой раны. Как будто этим она могла избавить себя от Очередного звонка. Бекка медленно попятилась от телефона, слыша сквозь мутную дымку, окутавшую мозг, как женщина заклинает мужа не уходить из семьи из-за ее младшей сестры.
Бекка проскользнула на крохотный балкон, выходивший на Центральный парк и Метрополитен-музей. Десятки людей, в основном туристы в шортах и футболках, сидели на ступеньках, смеясь, читая, болтая, поедая хот-доги, купленные тут же, у лотка. Некоторые курили косячки, воришки шарили по чужим карманам… и за всей этой суматохой наблюдали два конных полицейских. Лошади по какой-то причине вели себя беспокойно, мотали головами и перебирали ногами. Солнце палило невыносимо, хотя была только середина июня. Волна жары ударила исподтишка, и от нее не было спасения. В квартире, правда, было на двадцать пять градусов прохладнее – слишком холодно для Ребекки, – но она так и не смогла отрегулировать кондиционер.
Снова залился трелью телефон. Даже сквозь стеклянную дверь слышно!
Бекка от неожиданности вздрогнула и едва не перелетела через перила. Да, было бы просто жаль так грубо вторгнуться в мирную жизнь внизу.
Она заставила себя повернуться и заглянуть в прелестную нежно-пастельную гостиную матери, где на стеклянном столике у дивана надрывался белый телефонный аппарат.
Бекка подождала, пока не прозвучал шестой звонок. Так или иначе придется подойти. А вдруг это звонят насчет матери, которая, вполне возможно, сейчас испускает дух? Но в глубине души она знала, что это он. А, все равно. Разве ему неизвестно, почему она включила телефон? Он, похоже, успел разнюхать о ней все, что только возможно, но о матери не упомянул ни словом. Так что выхода нет.
Она подняла трубку на десятом звонке.
– Ребекка, я хочу, чтобы ты вернулась на балкон. Смотри внимательнее. Туда, где гарцуют копы. Немедленно, Ребекка.
Положив трубку, она медленно направилась к балкону. Дверь оставила открытой. Ее словно сковал паралич. Она видела полицейских. Понимала – должно случиться нечто ужасное. И ничего, ничего не могла сделать. Ей осталось только ждать и тупо пялиться на тротуар. Когда ей почти удалось убедить себя в том, что маньяк нашел новый способ издеваться над ней, прогремел оглушительный взрыв. Кони встали на дыбы, бешено молотя передними копытами. Один из полисменов вылетел из седла и приземлился в кустах. Все вокруг заволокло густым дымом. Некоторое время спустя, когда дым немного рассеялся, Бекка увидела лежавшую на тротуаре старуху нищенку. Обломки тележки на колесиках разлетелись в разные стороны, повсюду валялись клочья жалких обносков несчастной. Носившиеся в воздухе обрывки бумаги медленно опускались на тротуар, будто покрытый глубокими оспинами. Большая бутылка имбирного лимонада треснула, и янтарная жидкость стекала на кроссовки старухи. Время, казалось, остановилось… И тут разразился настоящий хаос. Опомнившиеся очевидцы вдруг ринулись к старухе. Раньше всех подоспели копы, хотя тот, кого сбросила лошадь, заметно прихрамывал. Полицейские что-то кричали, размахивая руками. Очевидно, пытались остановить людской вал.
