– О'кей, босс.
Адам услышал шелест бумаги, тихие проклятия и улыбнулся.
– Что-то еще?
– Да. Рядом с тем скелетом, вывалившимся из стены, не было никаких документов. Точно установлено, что это девочка-подросток, которую убили лет десять назад или еще раньше. Но кое-что еще я узнал.
– Что же?
– Оказалось, что восемнадцатилетняя девушка все-таки однажды исчезла из Риптайда, штат Мэн. Интересное совпадение, правда?
– Когда это произошло?
– Двенадцать лет назад.
– И с тех пор о ней никто не слышал?
– Трудно сказать. Но если она до сих пор в розыске, вполне возможно, эксперты проведут анализы на ДНК, – отрапортовал Хэтч.
– Им понадобится материал для сравнения: волосы на щетке, старый конверт со следами слюны. Если же ничего не найдется, тогда родные должны сдать кровь, – сказал Адам.
– Верно. Но беда в том, что с этим никто не спешит.
– Все это мне не нравится, Хэтч, – с досадой пробормотал Адам. – Мало нам своих бед, так еще эта находка в подвале. Всего этого достаточно, чтобы заставить человека навсегда забыть о футболе.
– Ну уж нет! Вы всегда твердили мне, что Бог создал осень специально для футбола. Даже если придет ваш последний час, вы все равно будете смотреть по телевизору чемпионат мира по футболу. Боюсь, вы даже уговорите Господа создать парочку футбольных команд в раю. Перестаньте ныть, босс. Вы все распутаете. Как всегда. Я слышал, Мэн – чудное местечко. Так и есть? – ухмыльнулся Хэтч.
Адам молча уставился на телефон. Это он ноет?!
– Да, – выговорил он наконец, – только жаль, у меня нет времени любоваться красотами природы. – И неожиданно заорал в трубку:
– Не смей курить, Хэтч! Если ты даже только подумаешь об этом, я все узнаю! Звони завтра в это же время.
– Есть, босс.
– Не курить!
Молчание.
* * *
– Кто такой Кримаков? – еле слышно спросила Бекка.
Адам не спеша повернулся. Девушка стояла на пороге пропахшей плесенью спальни для гостей, где он провел первую ночь. Она открыла дверь, а он ничего не услышал! Совсем забыл об осторожности!
– Кто такой Кримаков? – повторила она вопрос.
– Торговец наркотиками, связанный с Медельинским картелем, – беспечно бросил Адам. – Недавно он погиб.
– А что общего имеет Кримаков со всем этим безумием?
– Не знаю. Почему ты не постучала, Бекка?
– Услышала, что ты говоришь по телефону, и не стала тебя отвлекать. Кроме того, хотела узнать, что происходит. Ты, разумеется, ничего мне не расскажешь. Вообще-то я пришла пригласить тебя позавтракать. Ты по-прежнему лжешь. Этот человек не имеет ничего общего с торговлей наркотиками.
У Адама хватило наглости пожать плечами.
– Будь у меня нож, я бы проткнула тебя насквозь! – выпалила Бекка.
– И что? Разрезала бы на кусочки? Брось, Бекка, почему ты не можешь просто принять тот факт, что я тут на работе, а работа эта заключается в том, чтобы охранять тебя? Перестань задирать нос и читать мне мораль!
Он встал, и она отпрянула. По-прежнему его боится. Черт, и это после того, как он весь вечер нянчился с маленьким Сэмом. Удивительно!
– Я уже сказал, что не причиню тебе зла, – терпеливо повторил Адам и только сейчас вспомнил, что на нем нет рубашки. Видно, Бекка опасается, что он набросится на нее. После его мальчишеской попытки доказать вчера вечером, что он не голубой, вряд ли можно ее осуждать за это.
Стараясь не делать лишних движений, он отступил, взял рубашку, висевшую на спинке стула, повернулся спиной к Бекке и оделся.
– Кто ты?
Адам со вздохом заправил рубашку в джинсы, застелил постель и взбил тонкую подушку, пахнувшую, как ни странно, фиалками. Когда он снова обернулся, Бекки уже не было.
Она расслышала имя Кримакова, но это не важно – больше о нем не упомянут. Ублюдок мертв. Наконец-то мертв, и Томас Мэтлок свободен. Он может приехать и встретиться с дочерью. Кстати, почему Томас ничего не сказал об этом?
Адам причесался, почистил зубы и спустился вниз. Бекка накормила его блинчиками с черничным сиропом и поджаристым беконом, как раз таким, как он любил. Кофе оказался крепким, черным, как сексуальные фантазии Хэт-ча, свежая дыня – спелой и сладкой.
Оба молчали. Бекка неохотно сжевала сухой тост и запила чаем.
– Что это ты на себя не похожа? – поинтересовался Адам. – Никаких допросов, жалоб и скулежа. Ах, да неужели вы расстроены? Страдаете, мадам?
Это задело ее за живое, как он и надеялся.
– А что, если я вылью тебе за шиворот этот липкий сироп? Всю банку? Представляешь? Вот весело будет!
Адам ухмыльнулся и лихо отсалютовал кофейной чашкой:
– Кому? Тебе? Боюсь, мне такое вряд ли понравится. Но по крайней мере ты снова со мной разговариваешь. Послушай, Бекка, я лишь пытаюсь помочь тебе.
– Кому ты велел не курить?
– Хэтчу. Он мой главный помощник. И осведомителей у него больше, чем ты можешь себе представить. Говорит на шести языках и умен как черт, правда, страдает от пристрастия к сигаретам и потаскушкам. Я плачу ему кучу денег, но угрожаю уволить, если он щелкнет зажигалкой.
– Но я слышала, как ты приказывал ему потушить сигарету. Значит, он все еще курит? Несмотря на то что знает, с кем говорит.
– Да, но это что-то вроде игры. Он затягивается только для того, чтобы вызвать огонь на себя.
– Он что-то узнал о скелете? Как насчет тестов на ДНК? Есть надежда узнать, кто была эта бедная девочка?
Адам допил кофе, аккуратно поставил чашку на стол и встал.
Она мгновенно вскочила, в два шага оказалась рядом и бросилась на него.
Ничего не скажешь, быстро сориентировалась, и к тому же вне себя от бешенства.
Бекка двинула его кулаком в живот, но он только расхохотался. Она почувствовала, как вспыхнуло ее лицо.
– Черт возьми, не смей обращаться со мной как с ничтожеством, кретинкой, которая не стоит даже разумных объяснений. Кто ты?
Адам схватил и крепко сжал ее запястье.
– Неплохая попытка, но ничего не выйдет. Не стоит бить меня. Пусть блинчики сначала улягутся.
Наплевать ей на его блинчики! Она попыталась вырваться, но Адам рывком развернул ее и прижал к себе спиной.
– Представляю, какой роскошной ты была блондинкой! У крашеных женщин волосы у корней темные, но в твоем случае все наоборот. Они золотистые, как у ребенка.
Бекка попыталась лягнуть его и попала в голень. Адам охнул и плюхнулся на стул, усадил ее к себе на колени и стиснул так крепко, что она не могла шевельнуться.
