А потом я увидел бабку Машу у магазина, она просила милостыню. Я еще подумал: актриса она гениальная. Пенсия у нее хорошая, льготы по группе, за хату племянница платит, старые вещи соседи отдают. Хорошо устроилась. А за мужской силой бабка не стесняется ко мне обратиться. Не в том смысле, в котором многие подумали. Ни за какие деньги я не лягу со старухой. А прибить там что-нибудь или передвинуть. Починить.
Я отнекивался, но бабка была липучая. И вот однажды она попросила меня передвинуть тяжелый шкаф. Раздался звонок в дверь, и я, дурак, открыл. На пороге стояла бабка Маша и умильно смотрела мне в глаза:
– Валерочка, помоги мне шкаф отодвинуть, сама я немощная, не справлюсь.
Ну, на кой, скажите, ей двигать шкаф? В гроб давно пора, а старая карга затеяла мебель переставлять. И зачем я только к ней пошел?!
Оказалось, книга у нее за шкаф упала, и никак ее бабке не достать. Блин, Пушкина собралась читать в своем старческом маразме! Я когда узнал, взбесился. Швырнул ей эту книгу:
– На!
А поскольку бабка была подслеповатая, то книга упала на пол. И оттуда посыпались червонцы. Старые, советские еще. Бабка кинулась их подбирать, а я рассмеялся:
– Бабуля, да это давно уже бумага.
– А где ж доллары-то? – пробормотала она и стала озираться. – Куда я их задевала?
И посмотрела на плюшевого кота. Я давно уже смекнул, что бабки у старухи есть. Скряжничает, побирается. А банкам она не доверяет после павловской реформы, которую клянет каждый божий день, стуча в мою стену. Значит, дома хранит. По книгам небось рассовала, только стала забывать, где что лежит. Куда она червонцы советские засунула, а куда американские. В голове у нее все перепуталось. Понятное дело: маразм.
Я шутки ради подошел к кровати и поднял матрас. Скупые старухи деньги под матрасом любят хранить: классика. И чуть не рассмеялся. Там, под матрасом, и в самом деле лежали тысячные бумажки. Те, что в обороте.
– Не трожь! – завизжала старуха и кинулась ко мне. Я легонько ее оттолкнул и удивился, что она легкая, как перышко.
Бабка отлетела в угол комнаты, как резиновый мячик, а я также в шутку взял из кресла плюшевого кота. И малость его помял, чтобы позлить бабку, которая глаз от игрушки не отрывала. А старая скупердяйка словно окаменела, глядя на меня. А потом жалостливо так говорит:
– Валера, не бери грех на душу. Положи котика на место.
– На! Подавись, карга старая! – и я швырнул ей кота.
Старуха вцепилась в него, будто подыхала от короны, а это аппарат ИВЛ, и замерла. Я сплюнул от злости на грязный палас и ушел к себе. Было это двадцатого декабря.
С тех пор я не мог спокойно спать. Когда я мял игрушку, то мои пальцы нащупали бумагу. Плюшевый кот был набит под завязку. Понятно чем: деньгами. Этот скрип новеньких купюр ни с чем не сравнить. Мне даже чудилось, что я уловил их запах. Если под матрасом тысячные, то что же там, в игрушке? Пятитысячные или… Баксы?
Пять дней я накручивал себя. И зачем живет такая мразь? Пользы от нее никакой, все только и ждут ее смерти. Ну, помрет она, кому все достанется? Майке, племяннице ее? Не в коня корм. У этой овцы все выманят какие-нибудь мошенники, их сейчас пруд пруди. Дуракам деньги не идут на пользу. И самое главное: Майка о них не знает. Даже не догадывается, что старуха богата, потому что исправно платит за теткину квартиру. Вот же овца!
А тут старая карга опять принялась стучать по батарее. И орать, что она нищая. А я уже представлял, что можно купить на эти деньги. Не вечно же будет длиться эта пандемия. Когда-нибудь откроют границы, и…
Я оформлю себе новый загранпаспорт. Поеду и посмотрю ей в глаза, той стерве, что сломала мне жизнь. Убила моего единственного друга. До сих пор у меня не было шанса до нее добраться. И вот он появился.
Я все время вспоминал, что жизнь в старухе еле теплится. Что она хлипкая, одним щелчком убить можно. Я это почувствовал, когда отшвырнул ее в угол. А не дай бог завтра помрет? И деньги найдет Майка? И все, моим надеждам конец. Я сдохну неотомщенным в этой убогой норе. А так у меня появляется шанс.
Двадцать пятого декабря я не выдержал. Купил красивый торт, потому что знал: старуха падка на халяву. И в самом деле, она сначала посмотрела в глазок и нелюбезно спросила:
– Чего тебе?
Я показал ей торт со словами:
– Да вот, мировую принес. Простите, баба Маша, погорячился. Сегодня католическое Рождество, вот, подарочек вам.
И хоть старуха сроду не была католичкой, розочки на торте ее прельстили: я специально снял упаковку. Эта скупердяйка никогда ведь вкусно не жрала, все экономила. Это уже болезнь, понимаете? Когда человек живет ради денег, копит их, зная, что не в жизнь их все не потратит. Просто копит. В старости у людей обостряются самые худшие их черты, вот и бабка Маша помешалась на стяжательстве.
И она мне открыла.
Господи, зачем она мне только открыла! Я тут же, в вонючей тесной прихожей, шарахнул старуху кулаком по голове. И торопливо закрыл за собой дверь, чтобы не услышала Лена. Потом бросил на пол торт и, нагнувшись над бабкой, приподнял ее и стал душить. Я слышал, как хрустнула шея, она была такая тощая, что почти не потребовалось усилий. Я убил ее быстро, эту старуху.
А потом кинулся в комнату и торопливо вспорол кота. Я не обманулся в своих ожиданиях: там были новенькие доллары, много.
Потом я какое-то время перетаскивал все в свою квартиру, воровато оглядываясь на дверь своей другой соседки. Но они были заняты подготовкой к Новому году, Лена с мужем и их сопливые дети, и с упоением предавались шопингу. Так что я без помех перенес к себе все деньги, которые нашел в чужой квартире, и бабкин труп. Торт я тоже забрал, других улик, по моему разумению, не было.
Я плохо соображал, что делаю, меня обуяла жадность. Деньги, много денег…
Потом я стал думать, как избавиться от бабкиного трупа. Если я надежно его спрячу, то меня не поймают. Отпечатки моих пальцев в квартире у старухи? Да, я туда заходил, помогал, к примеру, шкаф передвинуть. Лена, соседка, в курсе, что бабка Маша обращалась ко мне с такими просьбами. Никто не станет искать у меня деньги, потому что никто о них не знает. Мне надо всего лишь спрятать труп…
Вечером я купил топорик для рубки мяса. Теперь я мог позволить себе купить все, денег у меня было полно. Я разрубил старуху на куски, она оказалась удивительно маленькой и легкой. И вся поместилась в один черный пластиковый мешок. По частям, разумеется. Ночью я вынес мешок в парк и утопил его в полынье.
Потом затаился и стал ждать. Какое-то время меня переполняла радость. Я стал вспоминать, как мне нанесли смертельную обиду, как предали… Как меня избили – отдельная история. И за что.
И ту, которая предала, я тоже вспомнил.
А дальше со мной начало твориться что-то странное. Я услышал, как воет собака.
