Венеция задрала голову и задумчиво глянула в ночное небо. Ярко светила луна, превращая иней, которым было покрыто поле, в мириады мерцающих серебристых огоньков. Кажется, вдруг подумала она, Эдуард де ла Мартиньер – это и есть тот единственный мужчина, в которого она влюбилась наконец по-настоящему.
Днем позже, вручив пакет от Эдуарда курьеру, который направлялся на юг, Венеция села на поезд до Парижа. Прибыв на новую явочную квартиру, она прямо в коридоре сбросила с плеч ранец и перевела вздох облегчения. И сразу же пошла на кухню, чтобы вскипятить воду для кофе.
– Добрый вечер, фройляйн. Наконец-то я имею честь познакомиться с вами лично.
Венеция повернулась на голос и остолбенела под взглядом холодных серых глаз полковника Фалька фон Вендорфа.
Спустя неделю измученную бесконечными допросами и пытками в застенках гестапо, но не выдавшую никого из своих Венецию вывели во внутренний двор тюрьмы.
Офицер, который привязывал ее к столбу, бросил на пленницу брезгливо-презрительный взгляд.
– Уважь последнюю просьбу девочки, – едва слышно прошептала она распухшими губами и выдавила из себя улыбку. – Дай сигаретку.
Он зажег сигарету и сунул ей в рот. Венеция сделала две глубокие затяжки, мысленно попрощавшись со своими родными.
Но вот офицер отошел на положенное расстояние и навел на нее дуло своего пистолета, целясь прямо в сердце. И последнее, о чем она успела подумать, закрывая глаза навсегда, – это о том, каким поистине незабываемым был тот единственный поцелуй, которым ее одарил Эдуард де ла Мартиньер.
25
Лицо Жака посерело от усталости.
– Хватит, папа. Тебе нужен отдых, – оборвал его Жан, видя, что отец уже без сил.
– Но я еще не закончил… Это еще не конец истории…
– Нет, папа. На сегодня все, – твердо ответил Жан, помогая отцу подняться с кресла и провожая его к дверям. – Продолжим завтра. У нас еще много времени впереди.
Когда мужчины покинули комнату, Эмили задумчиво уставилась на огонь. Она размышляла о Венеции, о том, как она встретила единственную любовь всей своей жизни накануне собственной гибели, и этой любовью был ее отец. Эмили потрясла история, рассказанная Жаком. Венеция восхищала своим беспримерным мужеством, и одновременно Эмили остро почувствовала собственное ничтожество и никчемность.
Жан спустился вниз и ловко пристроился на каминной решетке напротив Эмили.
– Захватывающая история, да? Настоящий роман, – пробормотал он вполголоса, обращаясь к ней.
– Да. А еще я думаю, что смерть моей тети Софии каким-то образом связана с Фридрихом и их взаимной любовью, – вздохнула в ответ Эмили.
– Что ж, мы с вами хорошо знаем, что было после войны с теми француженками, которые якшались с бошами. Обмазывали дегтем и вываливали в перьях. А иных соседи, объятые праведной яростью к этим немецким шлюхам, и вовсе убивали, – согласился с ней Жан.
Эмили невольно содрогнулась.
– Надо же такому было случиться. Из всех мужчин София выбрала именно его, – сказала она.
– Разве люди выбирают, кого и когда полюбить? Неужели такое возможно, Эмили? – возразил ей Жан.
– А что стало с ребенком Софии? Он тоже умер? – предположила Эмили наихудший вариант развития событий.
– Бог его знает. Придется запастись терпением и подождать, пока папа соберется с силами и расскажет нам всю историю до конца. Одно мне ясно, – сказал Жан. – Фридрих – хороший человек. То, что рассказал нам отец, лишний раз подтверждает общеизвестную истину: место рождения человека, время его появления на свет – все это исключительно дело случая. И разве человек по своей воле соглашается воевать и убивать? Скорее всего, в то время у людей просто не было иного выбора, независимо от того, по какую сторону баррикад они сражались.
– Да, те немыслимые страдания, те испытания, которые выпали на долю наших отцов… – Эмили покачала головой. – На их фоне наша собственная жизнь кажется такой мелкой и незначительной. Особенно если взглянуть на все эти события в перспективе.
– Так оно и есть. Слава богу, тут, на Западе, после двух мировых войн были сделаны кое-какие выводы и усвоены какие-то уроки. По крайней мере, хотя бы на время, – мрачным тоном изрек Жан. – Но войны неизбежны. Естественное состояние человеческой цивилизации, жаждущей перемен, но не способной жить в мире с самой собой. Печально, но факт. С другой стороны, именно на войне, в экстремальной, так сказать, ситуации, проявляются все лучшие качества человека. Ведь ваш отец, к примеру, спас жизнь Констанции, отправившись вместо нее в кафе де ла Пэ, чтобы предупредить Венецию. А она, в свою очередь, чтобы спасти Эдуарда, решилась на самое ужасное, что может случиться с женщиной. Но на войне открывается и все самое худшее, что есть в человеке. Возьмите того же Фалька. Власть, тем более большая власть, развращает людей.
– Как я рада, что не обладаю никакой властью, – улыбнулась Эмили.
– Ошибаетесь, Эмили, – Жан вскинул брови. – У вас есть власть. И перестаньте постоянно себя уничижать. Вы – умная, красивая женщина. Уже одного этого достаточно для того, чтобы повелевать другими людьми. Но вам повезло еще и в силу вашего рождения. Вы появились на свет в семье влиятельного и всеми уважаемого человека, что немедленно дало вам дополнительные привилегии. Много привилегий. К тому же природа наделила вас целым ворохом самых разнообразных способностей. Однако пора спать. Уже поздно, а я всегда просыпаюсь вместе с жаворонками.
– Конечно-конечно, Жан. Да, я согласна с вами. Я действительно унаследовала от своих родителей много даров. Наверное, только сейчас я начинаю по-настоящему ценить их, – негромко обронила Эмили.
– Вот и поговорили, – заключил Жан, поднимаясь на ноги. – Увидимся утром.
– Спокойной ночи, Жан.
Через двадцать минут Эмили уже лежала на старой узенькой кровати в небольшой спаленке на втором этаже. Вполне возможно, на этой кровати спала когда-то и Констанция. Ей было слышно, как Жан какое-то время плескался в ванной за стенкой. Но вот он закрыл дверь в свою комнату, и в доме стало тихо.
А ведь Жан и его отец – это, по сути, самые близкие для нее люди после родителей, неожиданно подумала Эмили. Это открытие подействовало на нее благотворно, и она почти сразу же уснула.
Спустившись на кухню утром, Эмили застала Жана в самом мрачном настроении.
– У папы затрудненное дыхание. Я уже вызвал врача. Кофе? – предложил он ей.
– С удовольствием. Спасибо. Чем я могу помочь?
Увидев, как расстроилась Эмили, Жан полуобнял ее за плечи.
– Не переживайте, Эмили. Папа уже стар и очень слаб. Единственное огорчение для вас – так это то, что сегодня не будет никаких продолжений вчерашней истории.
– Разумеется. Я и так корю себя за то, что проявила самый заурядный эгоизм, приставая к Жаку со своими расспросами, – повинилась Эмили. – Главное сейчас – это здоровье Жака, а все остальное может и подождать.
