– Стефан сказал, что ему больше некого послать в Париж, кроме меня. Он так и сказал, что в Париже я еще человек новый и пока не числюсь ни в каких списках гестапо, – сказала Конни.
– И он абсолютно прав. Да, кое-какое преимущество у нас все же имеется. – Эдуард энергично потер свой подбородок. В библиотеку вошла Сара. Она несла на подносе кофе и печенье для них двоих. – К слову, должен заметить, что вам очень повезло, что вас встречал именно Стефан. Это один из самых опытных членов маки, с которым очень активно сотрудничают ваши агенты. Мы с ним знакомы по другим каналам. Понимая всю серьезность ситуации, сложившейся на данный момент в Париже, он и дал вам мой адрес в качестве самого последнего, запасного варианта. Беда лишь в том…
– В чем? – Конни все никак не могла уразуметь, куда же клонит Эдуард.
– Беда в моем, – граф запнулся в поисках нужного слова, – в моем нынешнем положении, что ли. Немцам не должно быть известно ничего о моих контактах с британской разведкой или с французским Сопротивлением. В противном случае произойдет непоправимое. Даже страшно подумать о том, что может стать следствием моего разоблачения. А теперь посудите сами. Вы в моем доме: то самое недостающее звено, которое так отчаянно ищут гестаповцы по всему Парижу. А в это самое время агент британской разведки как ни в чем не бывало сидит в моей библиотеке и пьет кофе.
– Я действительно ужасно переживаю из-за того, что доставила вам столько неприятностей, Эдуард, – виноватым голосом сказала Конни.
– Дело тут не в вас, Констанция. И я вас ни в чем не виню. Стефану действительно нужен был человек, кого можно было бы направить в Париж. И который уже на месте сумел бы выяснить, как далеко зашли немцы в своих облавах. К великому сожалению, все обстоит намного, намного хуже, чем предполагал мой друг.
– Стефан попросил меня незамедлительно сообщить в Лондон о том, что здесь творится.
– Пока в этом нет нужды. Я хоть и не работаю на ваше правительство напрямую, но с некоторыми высшими чинами британской разведки знаком накоротке. Время от времени мы обмениваемся кое-какой информацией. Сегодня утром я уже связался с Лондоном и предупредил их о том, что произошло. Так что очень скоро Стефан получит ответную весточку. Проспер, руководитель подпольной группы «Ученый», арестован, его радист тоже. Все другие члены группы в спешном порядке покинули Париж, если у них это получилось, либо скрываются где-то здесь, в городе. Все ждут очередного приказа о дальнейших действиях. А потому на сегодняшний день, моя дорогая Констанция, я лишь могу констатировать очевидное: парижское подполье практически разгромлено и тут больше не с кем работать.
– Тогда мне следует незамедлительно уехать из Парижа и присоединиться к какой-нибудь другой группе, – предложила Конни.
– В других обстоятельствах – да, это был бы выход, – согласился с ней Эдуард. – Но, к несчастью, по чистой случайности вы вчера вечером познакомились с самыми высокопоставленными немцами, несущими службу в Париже. – Эдуард поставил свою чашку на стол и склонился над Конни. – Вы только вообразите себе, Констанция. Допустим, вы вливаетесь в ряды другой подпольной группы и начинаете успешно выполнять свою миссию, то есть делать ту работу, к которой вас готовили. И вдруг – трах-бах! – вы арестованы. – Граф сделал выразительный жест рукой. – И вас в спешном порядке этапируют в Париж, непосредственно в штаб гестапо. И тут еще одна случайность, уже поистине роковая. Допрашивать вас будет один из тех господ, с которыми вы познакомились вчера. К примеру, полковник Фальк фон Вендорф. Кстати, ваш сосед по вчерашнему застолью. И что выясняется? Что вы совсем не его добрая приятельница, кузина его старого друга графа де ла Мартиньера, с которой он познакомился несколько недель тому назад в доме графа. Что он после этого подумает? Разве он поверит, что его друг Эдуард никак не связан с подпольщиками? Что он ничего не знает о том, чем на самом деле занимается его кузина? Возможно, на первых порах Фальк и не станет пороть горячку, а лишь усилит свой пристальный интерес к семейству графа. Обратит внимание на других французов, бывающих в его доме. Начнет наводить справки обо всех этих людях, чтобы убедиться в степени их истинной лояльности немецким оккупантам и вишистскому режиму, как они сами то декларируют.
– Вы правы, – сокрушенно вздохнула Конни. – Но тогда где же выход? Вы можете мне сказать, с кем вы работаете, Эдуард?
– Вот как раз этого вам знать не нужно, Констанция, – живо откликнулся на ее последний вопрос граф. – Это тот случай, когда лучше меньше знать. Как говорится, меньше знаешь – крепче спишь. Одно могу сказать: я делаю все, что в моих силах, чтобы освободить мою страну от ненавистного мне ига фашистского режима. А марионеточное французское правительство в Виши, во главе которого стоят негодяи и предатели, – они послушно исполняют все, что им командуют наци… Только бы спасти собственную шкуру. Но тем не менее за последние четыре года мне удалось и к ним втереться в доверие. Было не просто, но мое богатство плюс их ненасытная жадность сделали это возможным. Видит бог, Констанция, скольких душевных сил мне стоит такая двойная жизнь. Всякий раз, когда очередная тварь из этой когорты появляется на пороге моего дома, больше всего на свете в эту минуту мне хочется выхватить свой револьвер и пристрелить подонка.
Конни увидела, как исказились черты лица Эдуарда, как он сжал руки в кулаки с такой силой, что костяшки пальцев стали белыми.
– Но нет! Вместо этого я любезно приглашаю их в дом, угощаю самым лучшим вином из своих погребов, извожу кучу денег на черном рынке, чтобы приобрести самую лучшую мясную вырезку и самые дорогие сорта сыров, чтобы набить им брюхо и хоть на какое-то время заткнуть рот. А потом еще веду с ними всякие светские разговоры ни о чем. Зачем, спросите вы? Как я могу? Зачем это делаю?
Конни молчала. Она понимала, Эдуард вовсе не ждет от нее ответов на свои вопросы.
– Я делаю это потому, что хоть изредка, когда мои гости находятся в изрядном подпитии после поглощенного им бренди, мне удается выудить из них какие-то крохи полезной информации. А иногда именно благодаря этим крохам, слетающим с губ пьяных фрицев, я могу заранее предупредить своих товарищей о грозящей им опасности и даже спасти жизнь некоторым моим соотечественникам. И ради этого я готов, да, готов терпеть подобное общество у себя за столом.
Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему на меня не должна упасть и тень подозрения, что я как-то связан с теми организациями, которые наци пытаются уничтожить любой ценой. Мое разоблачение повлечет за собой не только гибель десятков мужественных борцов, и мужчин, и женщин, которые сотрудничают со мной. Но это делает также невозможным дальнейшую передачу ценной информации тем, кто в ней особо остро нуждается. И вовсе не о собственной безопасности я пекусь больше всего. Но подумайте о моей сестре Софии, Констанция. Ведь живя под одной крышей со мной, она, вольно или невольно, но тоже вовлечена в мою работу. А следовательно, тоже заслуживает наказания со всеми вытекающими отсюда последствиями. А потому… – Граф замолчал, поднялся с кресла, подошел к окну и стал задумчиво разглядывать зеленеющий красивый сад, буквально утопающий в сиянии солнечного света. – А потому в силу изложенных мною причин, боюсь, вам придется свернуть свою работу здесь в качестве агента британской разведки.
