— Я представлю тебя как своего компаньона, — пообещал Женя. — А потом, могу поспорить, они пригласят нас консультировать все их опыты.
Открылась дверь купе. Заглянула проводница.
— Это не у вас ацетоном пахнет? — спросила она, быстрым взглядом осматривая столик, заваленный пакетами со снедью, и полки.
— У нас, девушка, пахнет только французским одеколоном, — ответил Женя. — Кстати, а что вы делаете сегодня вечером между Липецком и Воронежем?
Утром на перроне их встретил Ковальский. Филина он видел впервые. И почему-то нахмурился, когда Женя представил его как своего "компаньона". Холодно кивнул, пожал руку и сказал:
— Быстро все загружаем в такси и расстаемся. Окончательный расчет потом.
— Что значит расстаемся? — не понял Женя и, сделав недоуменное лицо, взглянул на Лешку. — А разве мы… не будем работать вместе?
— Нет, — отрезал Ковальский и взял сразу две картонные коробки, перевязанные скотчем. — Ты свою задачу выполнил. Спасибо… Не стойте, парни, не стойте! Схватили по коробке и пошли…
— Не фига не понимаю, — пробормотал Женя и на этот раз уже виновато взглянул на Лешу. — Не хотят, не надо… Правда, Леха? Напрашиваться не будем. Потом сами станут нам в ноги кланяться, а мы им шиш с маслом покажем!
"Никому не нужны твои консультации, — подумал Филин, поднимая самую тяжелую коробку, в которой были упакованы банки с бензилцианитом и окисью пропилена. — Ребята здесь тихонько делают бабки, а Женя хочет сесть им на хвост, да еще меня с собой прихватил… Знал бы, что нас так встретят, ни за что бы не поехал. Лучше обои клеить."
Они даже не съездили на берег моря, в Джубгу, и в этот же вечер сели на московский поезд.
Глава десятая
Отец встретил Ковальского на лестничной площадке у лифта.
— Случилось, папа? — спросил Миша. Голос его был спокойным, почти равнодушным. Он сразу догадался, что отец встречает его у лифта не потому, что дома что-то случилось; причиной необычного поведения отца могла быть только работа Миши в школьной лаборатории. Собственно, Ковальский невольно ждал от родителей или неприятных вопросов, или скандала.
— Ты почему пропускаешь занятия в институте? — спросил отец сдержанно.
Что-то утаить от отца — адвоката из юридической консультации — было практически невозможно. Отец даже безобидные вопросы умел задать таким образом, что попросту исчезала возможность дать не только лживый, но даже двусмысленный ответ.
— Ты же знаешь, папа, — устало ответил Миша. — Я готовлю школьников к олимпиаде… Мама пришла?
Но отец не удовлетворился ответом. Он продолжал стоять на площадке, загораживая собой вход в квартиру. Миша уже пережил тот возраст, когда отец имел над ним власть и мог внушить страх. Теперь Миша большей частью жалел его вместе с его попытками казаться строгим и грозным, но старался не конфликтовать, не слишком демонстрировать свою самостоятельность.
— Сын, я хочу знать, чем ты занимаешься в школьной лаборатории?
"И что это на него накатило? — подумал Миша. — Интуиция? Или кто настучал? А кто, кроме Хлыстуна, может знать, что именно мы делаем в лаборатории?"
— Папа, я занимаюсь тем, чем собираюсь заниматься всю жизнь, — ответил Миша и вздохнул.
Отец смотрел на сына исподлобья. Глаза его были полны недоверия.
— Я хочу знать правду, Михаил! — как можно строже произнес отец.
— Я тебе все сказал.
— Это ложь.
— Я хочу произвести слезоточивый газ, который уголовным кодексом не запрещен… Теперь можно мне пройти?
— Михаил! Я тебя предупреждаю: если ты не перестанешь ходить в школу, то я вызову специальную комиссию, и она проверит все ваши реактивы. Все то, что не будет отвечать требованиям, я лично выкину на мусорную свалку.
— Хорошо, уговорил, — проворчал Миша. — В школу я больше не пойду. Только не забудь позвонить директрисе и объяснить, почему сорвана подготовка школьников к олимпиаде.
Миша заперся в своей комнате, отказался от ужина и до глубокого вечера сидел за столом под настольной лампой, читая "Трех мушкетеров". Голова раскалывалась от боли. Миша тер виски и мечтал о таблетке анальгина. Но выйти из комнаты он не мог, опасаясь снова встретить тяжелый взгляд отца.
Прошел седьмой день синтезирования метадона.
Наутро Ковальский и Хлыстун приступили к завершающей стадии. Они заперли дверь лаборатории, открыли настежь окно, включили вытяжку, зажгли горелки, установили штативы.
— Если твоя мать будет интересоваться, что мы здесь делаем, — произнес Ковальский, застегивая пуговицы халата, — скажи ей, что вырабатываем слезоточивый газ.
— Она не будет интересоваться, — ответил Серега, выставляя на столе колбы с жидкостями. — Достань из морозильника "свидетеля", пожалуйста.
"Свидетелем" они называли ампулы с метадоном, которые передал Хлыстуну для сравнения Князь. Через несколько часов они завершили финальную операцию. На дне колбы выкристаллизовался темный порошок. Приблизительно тридцать граммов сухой фракции. Серега смотрел на него, поворачивая колбу из стороны в сторону и вытирал платком слезы — глаза невыносимо щипало от едких испарений.
— Бежать за бутылкой? — задумчиво произнес он. — Или не бежать?
Миша выкидывал в большой полиэтиленовый пакет коробки и баночки с отработанными реактивами и ставил посуду в мойку.
— Чего молчишь? — спросил Сергей.
— Прежде чем бежать, — ответил Ковальский, — надо убедиться, что у нас получилось именно то, что мы хотели.
— Все свойства этой дряни совпадают со "свидетелем", — напомнил Сергей.
— Физические свойства, — поправил Миша. Он затянул горловину пакета бечевкой. — Но нас больше интересуют фармакологические. Не так ли?
— Ты подводишь меня к тому, что мы, по примеру Марии Склодовской-Кюри, должны принести себя в жертву собственному детищу.
— Всякий уважающий себя изобретатель, создав что-то новое, обязан испытать его на себе, — сказал Миша. Он подошел к Сергею, взял из его руки колбу и поставил ее на стол.
— Спорная мысль, — усмехнулся Сергей. — А врач Гийотен испытал на себе свое детище?
— Вряд ли. Но имею в виду фармацевтов.
Серега невольно поежился и, не скрывая своей нерешительности, спросил:
— Ты когда-нибудь наркоту пробовал?
— Нет, — спокойно ответил Миша и, вооружившись стеклянной ложечкой на длинной ручке, извлек из колбы и высыпал на препаратное стекло чуть-чуть порошка. Разделил поровну, пересыпал каждую часть на отдельный лист бумаги.
— Подожди, — взял его за руку Серега. — А если, не дай Бог…
— Промоешь мне желудок и вызовешь "скорую".
