Глава двенадцатая
Новоиспеченный "папа", Князь Мамедов, оказывается, очень любил цифры и очень уважительно к ним относился. Прежде чем зайти в их мир, он расстегнул пуговицы пиджака, надел очки в тонкой золоченой оправе, положил перед собой калькулятор, чистый лист и ручку. Своим сосредоточенным, почти торжественным видом он давал Сергею понять, сколь это важно — почтительно относиться к цифрам.
Они сидели в пустом читальном зале городской библиотеки. Вокруг них толпились книжные полки и пальмы в керамических кашпо.
— Смотри, — тихо говорил Князь, нежно касаясь клавиш калькулятора своим толстым пальцем. — Сначала я вам заплатил вот столько… Затем: твоя поездка в Москву, командировочные… Оплата билетов курьеров — в Краснодар и обратно…
После того, как на дисплее высвечивались новые числа, он приподнимал голову и вопросительно смотрел на Сергея поверх очков: согласен или нет?
— И вот итог… Высчитываю сумму за "лошадку", которую ты мне передал… Округляю в меньшую сторону… И вот что остается…
Он придвинул калькулятор к Сергею, чтобы тот мог хорошо рассмотреть сумму. "Я на крючке, — подумал Сергей. — Он теперь никогда от меня не отстанет."
— Согласен? — спросил Князь.
Сергей кивнул. Князь отключил калькулятор, снял очки, положил их в футляр. Лицо Князя было спокойным, нейтральным, не выражающим ни угроз, ни тяжелых намеков.
К ним подошла худая женщина в сером, мышиного цвета, костюме и стала выкладывать на стол книги.
— Вот, что вы просили: Пушкин "Капитанская дочка", Лесков "Очарованный странник" и повести Гоголя.
— Спасибо, милая, — поблагодарил Князь. — Очень замечательные книги!
— У меня могут быть проблемы, — произнес Сергей, когда библиотекарша отошла. — Лаборатория, в которой я… В общем, не моя эта лаборатория. Я от другого человека зависим.
— Так дай этому человеку денег, — улыбнулся Князь. — Поделись с ним.
— Я поделился, — торопливо признался Сергей, боясь, что Князь может ему не поверить и подумать, что он жадный. — Но и у того парня тоже проблемы. На него отец наезжает.
— Отец? — переспросил Князь и насупил брови. — Отца надо слушаться. Отец для сына — это и бог, и царь…
Он сунул руку в нагрудный карман, вынул пухлый бумажник, раскрыл его и вытащил несколько долларовых купюр.
— Отца надо уважать, — продолжал он, кладя купюры перед Сергеем. — Делать ему маленькие подарки: коньяк, зажигалку или заколку для галстука.
— Но Князь Байрам-оглы…
— Никаких "но"! — перебил его Мамедов. — Достоинство и честь мужчины определяется его отношением к своим долгам. И вообще… И вообще ты в последнее время мне не нравишься. Затравленный какой-то, запуганный. Ты же молодой ученый! Ты гений! Ты цвет нации!
Серега кивал, натянуто улыбаясь.
— Деньги-то спрячь, — подсказал Князь. — Нехорошо это святое место деньгами пачкать. Библиотека — это храм…
Он взял книгу Лескова, полистал ее и, снова нацепив очки, устремил взгляд на страницу.
— Вот, послушай: "Я как вскочу, сейчас, бывало, не дам лошади опомниться, левою рукою ее со всей силы за ухо да в сторону, а правою кулаком между ушей по башке, да зубами страшно на нее заскриплю, так у нее у иной даже инда мозг изо лба в ноздрях вместе с кровью покажется, — она и усмиряет…" Сильно написано, правда?
Когда они выходили, библиотекарша провожала их восторженными глазами.
— Я вас приглашаю к нам на литературный вечер, — сказала она. — В пятницу, в восемнадцать часов. "Творчество Чехова — песня души человеческой." Приходите, будет очень интересно!
— Спасибо, милая, — кивнул Мамедов, застегивая кожаный плащ. — Мы сначала с Лесковым разделаемся, а потом и за Чехова возьмемся.
"Миша точно откажется, — думал Серега, машинально просовывая правую руку в левый рукав куртки. — У меня уже все аргументы исчерпались. Словами его не убедишь…"
И все-таки он пошел к Ковальскому и начал убеждать его словами. Он говорил, что Князь начал угрожать, собирается выдавить им через нос мозги, если они откажутся отработать долг, что надо в последний раз потрудиться, сделать порошок и окончательно рассчитаться.
Миша слушал молча, затем взял со стола газету, развернул ее и зачитал то, что было очерчено красным карандашом.
— "На черном рынке один грамм героина стоит сто пятьдесят — двести долларов." — Он поднял глаза. — А сколько мы изготовили метадона? Если не ошибаюсь, тридцать граммов? На шесть тысяч баксов!
— Речь идет о героине, — возразил Сергей, чувствуя себя ужасно неловко. — Метадон наверняка гораздо дешевле.
— Насколько дешевле? — уточнил Ковальский, в упор глядя на Серегу.
— Ты что? — обалдел Сергей, догадавшись, что Ковальский стал подозревать его в нечестности. — Ты думаешь, что я говорю тебе неправду? Что я присвоил себе деньги?
— Я ничего не думаю, — ответил Ковальский, но не достаточно убедительно. — Твоему Князю, по-моему, понравилось нас "доить". Он вошел во вкус.
— Ты думаешь, на метадоне он поднял большие бабки? — произнес Сергей.
— Я уверен в этом, — твердо ответил Ковальский. — И у него еще хватает совести говорить, что мы остались ему должны. Посылай его подальше — вот тебе мой совет.
— Плохой у тебя совет, — тихо произнес Сергей, глядя в окно. — Ты его не знаешь, и тебе кажется, что все так просто. Встретился бы с ним раз — говорил бы по-другому.
Сестра Миши принесла в комнату кофе.
— Печенье принести? — спросила она, расставляя чашки на столе.
Сергей пил кофе и не чувствовал его вкуса. Перед его глазами стояло навязчивое видение: как Князь вытряхивает из лошадиной головы мозги, и они красными сгустками окропляют траву.
— В любом случае я в лабораторию больше не вхож, — сказал Миша, будто Сергей продолжал уговаривать его. — Отец не поймет меня, если я снова засяду там. Приведет экспертов, и нам с тобой крышка.
Сергей понял, что если он найдет альтернативу школьной лаборатории, то Миша согласится. Но у него не было даже квартиры, где можно было бы провести синтез.
— Может быть, запряжем на это дело твоего знакомого? — вдруг осенило его.
— Кого? — скривился Миша. — Нечипорука? А что он может?
— Все-таки, он учится в МГУ. Может быть, у него есть доступ в факультетскую лабораторию?
— Не знаю, — ответил Миша и с сомнением покачал головой.
— Но ты все-таки поговори с ним, — настаивал Сергей.
Глава тринадцатая
Женька, прочитав письмо от Ковальского, полученное нарочным через проводницу поезда, испытал одно, но совершенно ясное чувство: пришел его звездный час. Время все расставило на свои места, он утер нос бывшим старшеклассникам, по привычке кичливым и высокомерным. Они позорно сдались. Они признали превосходство ума Женьки над своим, и теперь просили помощи.
