Крепкие словечки помогли офицеру собраться с духом, чтобы в двух словах доложить о происшествии.
Капитан не заставил себя долго ждать. Ровный как натянутая струна он двигался быстро, но без суеты. Расспросил в двух словах каждого о произошедшем. Поинтересовался, кто доложил о побеге и услышав о том, что это был профессор, кивнул и сам прошел на крышу.
— Значит так, — вернувшись, сказал он, — этих пока разместите у себя, все одно — отпускать. За профессором смотрите в оба, на него данные пока не пришли. Сейчас вызову работяг, дверь подшаманят. Ну а ты, голуба моя, давай, шевели булками, ищи потеряшку, — лейтенант козырнул и, прихватив свободных бойцов, скатился вниз.
— Руки готовим, — звякнули браслеты наручников.
Все безропотно выполнили приказ за исключением профессора.
— Позвольте, я надену пиджак.
— Давай, быстро, — разрешил полицейский.
— Благодарю, — профессор торопливо поднял с сиденья свою смятую и свернутую в валик одежду, и под ненавидящим взглядом Сиплого просунул руки в рукава.
А дядя не так прост, как кажется.
Нас построили в колонну, затылок к затылку, и повели вниз по лестнице.
Сиплый поймал момент и ударил ногой впереди идущего профессора под коленку. Тот оступился, но Уруз вовремя подставил плечо и не дал тому кубарем полететь вниз.
— Ровнее идем! — рявкнул конвоир.
Непорядок, посмотрим, как тебе самому такое понравится, я наступил на пятку шлепанца Сиплого, он оступился и влетел лбом в периллу.
— Карма, — многозначительно произнес профессор.
— Да, что вы за кривоногие! — охранник рассвирепел и пару раз приложил сиплому звонкий горчичник оплеухи.
В комнате отдыха, где собирались бойцы, чтобы поесть, просушить вещи и отдохнуть стоял крепкий запах пота с кислинкой, вперемешку с ароматом жареной тушенки. Тренд для мужских парфюмов. Не хватало стянуть с себя промокшие и уже начавшие подсыхать кроссовки, чтобы добавить остроты.
Пока нас рассаживали, удалось услышать обрывок разговора капитана с соколом.
— Прикинь, любитель свободной жизни с этой крыши перебрался на крышу гаража. Ума не приложу, как он это сделал. Там парапет идет вдоль стены и соединяет два здания. Длиной метров девять, это фигня, а вот шириной всего сантиметров пять. Эквилибрист чертов как-то умудрился пройти по нему и уже с гаража сиганул через стену. Ищи его теперь. Короче, залет лейтенанта по-любому, но ты возьми бойцов и осмотри периметр, мало ли. Если не найдете, то, значит и не было никого здесь кроме этих. Понял?
— Так точно.
— Давай, пулей.
Комната была просторной. Дождливый вид за окном разбивался решеткой на ровные квадраты пазла. Где-то там, подставляя лицо каплям в припадке блаженного сумасшествия, скачет по сырой земле сбежавший юродивый.
Створка пластикового окна была приоткрыта, но свежий воздух не спешил проветрить тяжелую тягучую атмосферу казенного дома.
Сонные распаренные мухи кружили потревоженные начавшейся суетой в поисках пристанища. Их менее везучие собратья дрыгали лапками на серпантине липкой ленты, повещенной над столом.
Пара старых продавленных кресел, должно быть, принесенных кем-то из дома, ютились возле шкафчиков для переодевания. Видеостена с новостным каналом мерцала напротив стола, накрытого плотной клеенкой. Древние стулья, хранящие память о временах первого локдауна, продолжали верой и правдой служить новому поколению блюстителей порядка.
— Смотрите на экран, напитывайтесь новостями и патриотизмом, — сказал мордатый, рассаживая нас куда придется.
— Долго тебя ждать? — спросил его сослуживец, помешивая шипящую кашу на сковородке. Электрическая конфорка раскалилась докрасна, но, похоже, меры пожарной безопасности никого особо не волновали.
— Сейчас, — он открыл шкафчик. На нижней полке буфетного общежития вольготно разместились упаковка с заваркой чая и банка с кусками сахара, над ними, этажом выше, в толкотне ютились жильцы иного рода — чашки и столовые приборы.
Мордатый взял ложку и начал зачерпывать горячую пищу прямо со сковороды. Он дул, жадно запихивал порцию в рот и зажмурившись вдыхал воздух через сложенные трубочкой губы.
— Ох, горячо!
— Все себе обожжёшь, куда разогнался?
— Пока начальство не вернулось, надо успеть пожрать, а то опять что-нибудь придумают. Погонят с соколиками периметр прочесывать, кстати, — он поднялся и принес с подоконника коробку. — Долг платежом красен, проигрался в пух и прах твой сокол, даже харчи на кон поставил.
— Он не мой.
— Не твой, не твой, успокойся. Так, что тут еще у него в ИРП? — он заглянул в раскрытую упаковку с сухим пайком, покопался там и извлек несколько драгоценных находок, — Фига себе! Шоколад. Живут же люди. Нужно почаще в усиление заступать.
— Круто, настоящий, я такого с детства не ел, — второй повертел коричневую упаковку в руках и зашелестел, раскрывая сначала гладкую бумажную упаковку, а затем аккуратно стягивая блестящую фольгу. Под нажимом квадратик лакомства щелкнул и отсоединился от плитки. Полицейский закинул кусочек в рот, зажмурился и замычал в блаженстве. — Ммм… Сейчас кончу, просто желудочный оргазм.
Приставленный к нам охранник смаковал кусочек за кусочком и с причмокиванием облизывал перепачканные шоколадом пальцы так аппетитно, что уверен, всем захотелось попробовать лакомство, в том числе и мне.
— А я о чем! Так, тут еще кисель и кофе, — мордатый прищурился, читая мелкий шрифт по слогам, — черноземная кофейня на паях, ладно ночью заточим, чтобы не уснуть.
Ну-ну, попей, потом точно не уснешь, на толчок бегать будешь до утра.
— Извините, молодой человек, — ко мне придвинулся и наклонился профессор.
— Да, — ответил я тихо, чтобы не привлекать внимания.
— Вы вступились за меня, там на лестнице, и перед этим, когда я звал охрану. Ведь так?
— Так, — согласился я. Странно, мужчина вроде производит впечатление рассеянного деятеля умственного труда, а оказывается, все видит, все подмечает. Решил поблагодарить?
— А почему вы заступились за незнакомца? Что, так сказать, подвигло? Вы же меня не знаете, у вас взаймы не брал, да и не тяну я на дядюшку, который вам завещал жилплощадь.
— Если честно, то вы застали меня врасплох своим вопросом. Мне кажется, любой человек поступит также, если увидит несправедливость.
— Если увидит несправедливость… — задумчиво повторил собеседник. — Несправедливость на самом видном месте у всех под носом, можно сказать, на виду, только исправить ситуацию никто не торопится. Нет достойных?
— Так может, просто не видят?
— Вот, значит, нужно пошире раскрыть глаза. Всемммм…
Мычание, похожее на мантру, заволокло разум. Ощущение транса, в которое меня ввел цыган и безжалостно вырвал окриком Сиплый, повторилось, завладело мной. Я не мог отвести от профессора взгляд и парил в созерцании пульсирующей пустоты. Только периферическое зрение уловило движение за окном.
