Я долго думал над тем, каким путем Слай должен вернуть эти
деньги, и в конце концов потребовал от него, чтобы он перевел их в Национальный
железнодорожный банк на счет К.В. Кинсингтона.
На случай, если трюк с письмом не удастся, у меня было в
запасе и еще кое-что. Я постарался представить себе ход мыслей Огдена Слая.
Конечно, он не на шутку встревожится, понимая, что его правая рука — Билл Пиви
— запросто может подставить его, и тогда, без сомнения, полиция заподозрит его
в профессиональном шантаже. Это было бы для него полным крахом.
У него теперь есть только один выход — по возможности дольше
морочить мне голову, оттягивая время, и постараться добиться личной встречи, а
там уж — кому повезет.
Я написал в Национальный железнодорожный банк письмо, в
котором объяснял, что собираюсь на днях заехать к ним и открыть у них счет, а
потому, если на мое имя поступит крупная сумма денег, прошу принять эти деньги
и подержать до того времени, когда я смогу приехать и оформить счет надлежащим
образом. В письме я указал номер почтового ящика, на который я получал почту,
чтобы нельзя было выследить, что она попадает в руки Эда Дженкинса.
Закинув письма на почтамт, я отправился навестить Бобо. Пес
почти поправился и уже мог ходить, но я решил пока не забирать его. Во-первых,
я боялся, что рана может открыться, а во-вторых, мне еще предстояло кое-что сделать.
Сочтя, что на сегодня хватит, я вернулся домой и завалился спать.
На следующее утро мне позвонила миссис Ламберт и пригласила
поужинать; это будет всего лишь неофициальный ужин, сказала она, только Луиз с
женихом, мистер Ламберт, она и я. Я был немало удивлен. Мне вспомнилось лицо
этой женщины — спокойное, без всяких эмоций, с проницательными глазами,
внимательно наблюдающими за каждым движением дочери. Я принял приглашение. До
чего мне хотелось взглянуть на Огдена Слая сегодня вечером!
По моим подсчетам, Огден Слай должен был получить письмо с
утренней почтой. Так же как и Национальный железнодорожный банк. То, что именно
в этом банке Огден Слай имеет личный счет, я обнаружил, когда рылся в бумагах,
хранившихся в сейфе Джона Ламберта. Я представил себе реакцию Огдена Слая,
когда он получит это письмо. Первым делом он бросится в банк в поисках
информации относительно счета некоего К.В. Кинсингтона и там без труда сможет
ознакомиться с моим письмом, а уж из письма узнает и мой адрес, о чем мне очень
скоро станет известно.
Однако я не слишком обольщался. К полудню в моем почтовом
ящике оказалось письмо от Огдена Слая. Он изъявлял желание поговорить со мною
относительно касающегося нас дела, но хотел быть уверенным, что беседа
останется между нами. Он просил меня позвонить по такому-то номеру и считать
все дело сугубо конфиденциальным.
Итак, Огден Слай занервничал. Разумеется, не настолько,
чтобы сразу поддаться грубому нажиму и расстаться с приличной суммой, но все же
достаточно, чтобы решить, что от меня лучше отделаться.
Изменив голос, я позвонил ему из телефонной будки.Вряд ли он
знал Кинсингтона лучше, чем я, а вот голос, звучащий по телефону, ни в коем
случае не должен напоминать голос доброго друга семейства Ламбертов Эда
Дженкинса.
Во время этого разговора я почувствовал себя эдаким
придурковатым филантропом, хотя, с другой стороны, знал, что поступаю так не
только потому, что хочу восстановить справедливость, но еще и потому, что
должен отплатить за своего пса, а потом, когда это все кончится, у меня
окажется в надежном месте кругленькая сумма, и Бобо будет отомщен. Только не
надо спешить. Что же касается Луиз… Да ну их к черту, этих девиц! Что-то она не
вызывает у меня доверия.
Уже в начале разговора я понял, что Слай заглотнул приманку
и основательно повис на крючке. Для убедительности я упомянул о делах Джона
Ламберта. Слаю и в голову не могло прийти, что кто-то еще, кроме самого К.В.
Кинсингтона, может быть посвящен в давно забытые подробности дела. Он предлагал
мне вместе обсудить проблему, но я для начала потребовал выплаты всех денег,
добытых вымогательством, чтобы вернуть их Ламберту. При этом я так и кипел
гневом праведным.
Слай тянул время: просил встретиться с ним прежде, чем я
совершу необдуманный поступок, уверял меня, что я ошибаюсь, что он никогда не
получал ни от кого никаких денег и что он все объяснит мне за несколько минут
при личной встрече — в общем, всячески старался заморочить мне голову.
После некоторых колебаний я назвал ему улицу и сказал, что
буду там сегодня в семь вечера, но встретиться мы сможем только при одном
условии — если у него будет при себе чек на предъявителя на сумму в десять
тысяч долларов. Мне известно, заверил я его, что он получил от Ламберта гораздо
больше, но, если он принесет чек на десять тысяч, я сочту это гарантией того,
что ему можно верить.
Тут он взорвался и сказал, что придет поговорить со мною, но
черта с два заплатит хотя бы один цент и никакого чека при себе у него не
будет.
Но я продолжал гнуть свое, и в конечном счете он пообещал,
что пошлет ко мне человека с десятью тысячами наличными, если меня это устроит.
Я согласился, сказав: пусть приходит в комнату номер девятнадцать по указанному
адресу. Мне важно было разыграть из себя доверчивого, но упрямого малого,
эдакого твердолобого лопуха, и я блестяще справился с этой ролью.
Меблированные комнаты, номер одной из которых я назвал ему,
принадлежали моему приятелю-китайцу, и из всех моих друзей китаец был самым
надежным и преданным.
Днем я заехал к китайцу, поговорил с ним и сделал несколько
телефонных звонков. К семи часам был готов к схватке.
Человеком Огдена Слая конечно же оказался Билл Пиви. Оба они
так глубоко завязли в этом деле, что еще одно убийство ничего не решало, тем
более если оно давало им возможность выпутаться из этой истории.События развивались
стремительно. И в смерти Неистового Энди Карузерса, принявшей столь непонятный
оборот, и во внезапном воскресении из мертвых К.В. Кинсингтона Слай и его
подручный видели лишь перст судьбы, повернувшейся к ним спиной. Откуда им было
знать, что их попытка посмеяться над Эдом Дженкинсом, застрелить его собаку и
повесить на него убийство не принесет им ничего, кроме несчастья.
Ровно в семь часов в меблированных комнатах появился Билл
Пиви и сообщил китайцу, что хочет повидаться с приятелем, занимающим
девятнадцатый номер.Китаец улыбнулся, кивнул и в свою очередь сообщил: этот
самый «плиятель» распорядился не пускать к нему посетителя до тех пор, пока тот
не предъявит десять тысяч долларов наличными.
Находясь выше этажом и подглядывая в дырочку, я следил за
происходящим. Пиви разозлился — он явно не знал, как ему поступить, — и
начал препираться с китайцем. Пожав плечами, тот включил коммутатор и сказал
Пиви, что он может побеседовать с «плиятелем» по телефону. Это тоже не
устраивало Пиви — он непременно хотел покончить со мной как можно скорее, но
все же ему пришлось звонить мне, и я повторил: пусть он предъявит десять тысяч
долларов, иначе я не стану с ним встречаться. Билл поначалу заартачился, но в
конечном счете показал китайцу десять тысячедолларовых купюр.Значит, мне
все-таки удалось разыграть перед Огденом Слаем упрямого твердолобого простака,
и он на всякий случай дал своему посланнику деньги. Когда китаец убедился, что
деньги у Билла при себе, — Билл, конечно, не подозревал, что я наблюдаю за
ними, — я сказал Биллу, что теперь китаец проводит его ко мне. К тому
времени Билл уже заподозрил неладное и, поднимаясь по лестнице, держал пистолет
наготове.
