Я вернулся домой и принялся раздумывать, и чем больше я
думал) тем больше выходил из себя. Какой дурак — чуть было не попался в их
ловушку, едва не поднес им на блюдечке все, что они хотели. Ну ничего, я,
пожалуй, устрою представление этим мелким жуликам. Пусть зарубят себе на носу —
им никогда не сделать козла отпущения из Эда Дженкинса. Я даже хотел позвонить
самому старику Ламберту и предупредить, чтобы он получше приглядывал за
драгоценностями, что есть в доме, да за теми, что будут надеты на гостях в четверг
вечером, но что-то удержало меня. Я еще не был уверен, что не захочу сам
поучаствовать в этой игре и тащить карты из колоды.
Осталось только узнать, кто такой человекообразный осьминог.
Было в этом человеке что-то напоминавшее мне еще и паука. Руки у него и впрямь
походили на щупальца спрута, но в том, как он сидел за столом, было что-то от
огромного паука, поджидающего, когда жертва попадется в паутину. Тогда я
вспомнил, что осьминог-то, собственно, ведет себя так же. Это дьявольское
существо, притаившись где-нибудь в подводной пещере среди скалистых уступов,
поджидает, когда мимо проплывет жертва, тогда огромные змееобразные щупальца
высовываются из расщелины, хватают несчастную жертву, и та исчезает в мрачной
пучине пещеры, где из инертной студенистой массы осьминожьего тела на нее алчно
смотрят два огромных глаза, а ужасный нос, напоминающий клюв попугая, приходит
в движение в радостном предвкушении кровавой трапезы… Ух! И нагнал же на меня
страху этот человек.Только я все равно не поддамся. Надо будет попытаться
разыскать его.
Я снова поехал в бар, где у меня состоялся длинный разговор
со старшим официантом, разговор, который дважды — в начале и в конце — был
сдобрен десятидолларовыми купюрами. Когда я вышел на улицу, в голове у меня
звенело.
Парня с беспокойными руками звали Слай, и, похоже, он
действительно был большой ловкач. Старший официант знал о нем немного — лишь
то, что тот является королем шантажа. Он не знал, ни где тот обитает, ни чем
официально занимается, знал только, что этого человека нужно бояться и что он
промышляет вымогательством.
Немного пораскинув умом, я подумал, что этот шантажист и
девица, которая, возможно, работает секретаршей у миссис Ламберт, по какой-то
причине хотят моего присутствия на вечеринке. Что это за причина, мне было пока
не ясно, и это меня беспокоило.
На следующий вечер, сидя в своем глубоком кожаном кресле с
газетой в руках и расслабившись, я услышал звук быстрых легких шагов в
коридоре, за которым последовал стук в дверь. Бобо, который все это время
сидел, положив морду мне на колени, нырнул за занавеску — он поступает так
всегда, заслышав чужие шаги, а я распахнул дверь. После той дурацкой газетной
статьи у меня стало столько посетителей, что я уже начал привыкать к ним.
Это снова оказалась та девушка.
— Я зашла еще раз уточнить, придешь ли ты на вечеринку,
Эд, — выдохнула она с таким видом, словно знала меня добрый десяток
лет. — Скажи точно, придешь или нет?
— Проходи, садись, — сказал я, не сомневаясь, что
она примет предложение: все-таки не каждый день люди заходят в квартиры к
мошенникам. — Очень уж ты самонадеянна, — заметил я, смерив ее
сердитым взглядом — меня начинала раздражать ее надменная самоуверенность.
Ты такой старомодный, Эд, — проворковала она мне в спину. —
И вот еще что: не пялься ты на мои коленки, когда я их скрещиваю. Это уж совсем
старомодно… к тому же, явный признак возраста. Молодых современных парней
коленками не удивишь, они даже не смотрят в их сторону.
К черту эту малявку! Сама с ноготок, а сидит тут, потешается
надо мною и пытается втянуть меня в какое-то дело, только непонятно в какое. И
тут я решил осторожненько вывести ее на чистую воду.
— Конечно, я приду. Только, по-моему, было бы лучше,
если бы я перед этим заглянул к вам и познакомился с твоими предками. Я уж было
решил наведаться к твоему отцу и побеседовать с ним, но раз ты здесь, и к тому
же на машине, так, может, отвезешь меня к своим и познакомишь?
Она кивнула так, что поля шляпки закрыли от меня ее лицо и
остался виден только выступающий подбородок.Когда она подняла голову, я увидел,
что она улыбается.
— Да ты что, Эд? Боишься разговаривать со мною, не
спросив разрешения у моих родителей? Ну, пошли.
Я взял шляпу, решив, что по дороге она наверняка пойдет на
попятную и во всем признается, если, конечно, родители не отлучились из дому и
она не уверена, что может там спокойно хозяйничать.
— Ну что ж, пойдем, — согласился я.
Было что-то особенное в том, как это живое создание, с
тонкими стройными ногами и короткой мальчишеской стрижкой, лихо вело машину на
переполненной транспортом улице. Я молча сидел рядом с ней и ждал, когда мы
доберемся до места.
Свернув на подъездную дорожку, она подъехала к дому и
выскочила из автомобиля.
— Пошли, — сказала она, подождав, когда я тоже
вышел.
Я поднялся по ступенькам. В доме горел свет и слышались
голоса. Я почувствовал, как у меня засосало под ложечкой.
Она вошла, взяла у меня шляпу и проводила в гостиную:
— Ну, зануда… Да не смотри таким букой. Расслабься,
раскрепостись, растяни рот в улыбочке, можешь даже уронить свои окорока на
диванчик, пока я схожу за папочкой. Ты, кажется, хотел познакомиться с ним?
Я сел, сразу став скованным и замкнутым, каким обычно бываю
на работе. Подумать только: Эд Дженкинс в доме у Джона Стонтона Ламберта!
Неплохая получилась бы заметка в газете. Девушка, возможно, работает в доме
секретаршей и наверняка представит меня как своего друга, и кроме того… Тут
меня снова начали глодать сомнения и снова засосало под ложечкой.
Дверь открылась, и на пороге появился усталого вида мужчина
с седыми усами и проницательным взглядом; он принялся изучать меня. Рядом,
держа его под руку, стояла девушка.
— Папочка, познакомься, это мистер Дженкинс, мистер Эд
Дженкинс. Он мой друг, мы давно не виделись, а на днях я встретила его в баре.
Словно во сне, я пожал ему руку и посмотрел в усталые серые
глаза.
— Моя дочь говорит, что вы будете у нас на вечеринке в
четверг. Ну что ж, прекрасно. Рады будем вас видеть. Где вы живете? Здесь, в
городе?
Она ответила вместо меня:
— Он здесь ненадолго. У него такая смешная работа…Он
занимается перевозкой ценных бумаг. Правда, Эд?
Я кивнул. Пусть придумывает все, что угодно, мне совершенно
не хотелось ввязываться в разговор. Мне хотелось поскорее выйти отсюда,
остаться одному и кое о чем подумать.
Мы немного поболтали о городе, о погоде, о Лиге Наций, потом
этот тип с усталыми глазами встал и, сославшись на то, что вынужден
«предоставить молодежь самой себе», еще раз пожал мне руку и вышел.
Почувствовав себя свободнее, я накинулся на девушку.
