Заочный спор Вильсона и Буллита завершился по другую сторону Атлантики. Все лето 1919 года сенатский комитет по иностранным делам вел в Вашингтоне слушания статей Версальского договора. Заседания были открытыми (впервые в американской истории), и на них выступили шестьдесят высокопоставленных чиновников, включая госсекретаря Лансинга. В числе вызванных на слушания — бывший атташе американской делегации Уильям Буллит. В документе, подготовленном дипломатом для сенатского комитета, говорилось: «В мае 1919 года я подал в отставку в связи с тем, что придерживался крайне непопулярной точки зрения по двум вопросам. Я выразил мнение, что „польский коридор“, соглашение по Венгрии и другие договоренности приведут нас в конечном итоге не к миру, а к войне. Далее, я считаю, нравится это кому-то или нет, советское правительство будет оставаться у власти, и мирный договор мог быть заключен на самых выгодных условиях, которые Ленин готов был принять».
Буллит, рассказав под присягой о закулисной интриге Парижской конференции и тайной миссии в Москву, окончательно разрушил свою дипломатическую карьеру. Такие скандалы в Вашингтоне не забывались. В конце заседания сенатор Нокс спросил Буллита, чем он намерен заняться в будущем. Билл ответил, что собирается вернуться в верховья штата Мэйн, где ловил форель до того, как его нашла сенатская повестка.
Французский премьер Жорж Клемансо, в которого стрелял парижский анархист, сказал: «Я получил на конференции свою пулю (по-английски „пуля“ звучит как „буллит“ — Л. С.), а Вильсон получил своего Буллита, когда вернулся домой». Через несколько дней после слушаний на Капитолийском холме у Вудро Вильсона, совершавшего агитационную поездку по стране, случился первый инсульт. Парализованной оказалась левая сторона тела, серьезно затруднилась речь. Члены кабинета, в особенности госсекретарь Роберт Лансинг, советовали президенту отойти от дел. Сложили свои полномочия министр внутренних дел и министр финансов. Но Вильсон, отправив диссидентствовавшего Лансинга в отставку, объявил, что выборы 1920 года станут «торжественным референдумом» по поводу вступления США в Лигу Наций.
На осенних выборах Демократическую партию и ее лидера ожидал унизительный провал, а резолюция о ратификации Версальского договора не набрала необходимых двух третей голосов в Сенате. Вильсона вскоре постиг второй инсульт. Много лет спустя Буллит писал: «Вудро Вильсон который продолжал жить, был патетическим инвалидом, ворчливым стариком, полным ярости, слез, ненависти и жалости к себе. Он был столь тяжело болен, что позволялось сообщать ему лишь такую информацию, которая не могла бы повредить его здоровью… Официально он оставался президентом Соединенных Штатов до 4 марта 1921 года; но в течение последних восемнадцати месяцев его правления миссис Вильсон была в значительной степени главным должностным лицом США».
«Ночь нежна…»
В начале 1922 года Билл встретил в Париже Луизу Брайант. Вдова Джона Рида, эксцентричная и талантливая, блистала в журналистике и только что закончила новую книгу о России «Зеркала Москвы». В тот год ей первой среди американцев удалось заполучить эксклюзивное интервью у вошедшего во власть Бенито Муссолини. Итальянский диктатор, сам в прошлом репортер, не смог отказать обаятельной звезде американской публицистики.
Она родилась в Сан-Франциско в 1885 году и при крещении получила имя Анна-Луиза Моэн. Ее отец, потомок ирландских иммигрантов Хью Моэн, в юности работал на пенсильванских угольных шахтах (одна из усмешек судьбы: антрацитовые копи Пенсильвании были главным источником семейного богатства Буллитов). Луиза носила фамилию отчима, кондуктора железной дороги Шеридана Брайанта. Некоторое время она работала учительницей в разных городах американского Запада, затем переехала в Портленд (штат Орегон), где вышла замуж за белокурого красавца-дантиста Пола Труллингера. Впрочем, размеренная жизнь в сонном Портленде длилась недолго. «Она дикая, храбрая и прямолинейная, а ее грациозность и милый облик — отрада для глаз. Любительница всех приключений духа и разума, ни в ком не находил я столь ледяного презрения к стабильности и оседлости… В этом духовном вакууме, на этой неплодородной почве она выросла (как — не представляю) художником, радостным, оголтелым индивидуалистом, поэтом и революционером», — писал о Брайант зимой 1915 года Джон Рид, укравший ее из Портленда и сделавший Луизу примой нью-йоркской журналистики. Столь же стремительно Джон Рид ушел из ее жизни, завершив свой короткий век в московском тифозном бараке осенью 1920 года.
Уильям Буллит был на шесть лет младше Луизы (она скрывала свой возраст даже в официальных бумагах). Бунтарский характер обоих, презрение к условностям и романтический воздух Парижа сделали этот роман ярким и быстротечным. Билл развелся с Эрнестой, чтобы уже через несколько месяцев повести под венец «королеву красной богемы».
В 1922 году молодожены устроили длинный медовый месяц в Константинополе, где Луиза работала над биографией Ататюрка. На берегу Босфора Буллит снял у местного аристократического семейства особняк XVII века — претенциозное гнездышко для искрящихся талантов. «Утром, когда вы просыпаетесь и видите туман над Золотым Рогом и минареты, тянущиеся из тумана к солнцу, стройные и чистые, и муэдзин призывает верующих к молитве голосом, в котором взлеты и падения напоминают русскую оперу, вы ощущаете магию Востока», — написал живший в том же 1922 году в Константинополе журналист Эрнест Хемингуэй.
В качестве лекарства от светской скуки супруги Буллит часто наезжали в Париж, где в феврале 1924 года родилась их единственная дочь Энн (Луиза как-то призналась, что мечтала о мальчике, которого хотела назвать Джоном). Американская богема — писатели, актеры, художники, — «как осенние листья», по словам Эзры Паунда, слетались в столицу Европы. Город-космополит давал убежище и вдохновение, позволял экспериментировать без оглядки на пуританские нравы, погружал в «праздник, который всегда с тобой». Гертруда Стайн в книге «Франция, Париж» поясняла: «…Ехали во Францию, очень многие… чтобы писать картины, чего, разумеется, никак нельзя делать дома, или книги, чего дома тоже не сделаешь, — дома они были бы зубными врачами». От одного из американских дантистов и от благопристойной буржуазности когда-то сбежала в свою богемию Луиза Труллингер-Брайант.
Среди многочисленных парижских знакомых Билла и Луизы оказались два летописца «веселых двадцатых»: начинающий рассказчик Эрнест Хемингуэй и Фрэнсис Скотт Фицджеральд, самый модный в то время американский писатель. «Америка затевала грандиозный и самый шумный карнавал за всю свою историю, — писал Фицджеральд. — В воздухе уже вовсю пахло золотым бумом с его роскошествами, бескрайним разгулом, безнадежными попытками старой Америки спастись с помощью сухого закона». Само определение «век джаза», обозначавшее период, который начался вскоре после Первой мировой войны и завершившийся Великой депрессией, возникло из названия сборника ранних рассказов Фицджеральда.
Квартиру Буллитов по адресу Авеню Виктора Гюго, 44 соотечественники посещали столь же охотно, что и знаменитый парижский салон Гертруды Стайн. Прекрасно понимая положение безвестных молодых литераторов, которые делали первые робкие шаги к своим главным произведениям, Буллиты не отказывали им в обеде или в некоторой материальной поддержке.
