На Капитолийском холме немедленно разразилась буря. Сенатор-демократ из Миссури Ч. Кларк потребовал арестовать Буллита, ссылаясь на статью 201 уголовного кодекса. Конгрессмен-республиканец из Висконсина Дж. Шафер заявил, что паникера Буллита лучше держать под замком. Сам президент, мучительно медленно склонявшийся к активному противодействию Германии, в то же время все больше раздражался от жестких советов Буллита с одной стороны и настойчивых просьб о помощи Черчилля с другой. Известен эпизод, когда Рузвельт, иронично относившийся к манере Буллита говорить «моя страна», прервал его: «Билл, можно и мне иметь кусочек твоей страны?»
Американцы в большинстве своем пребывали в комфортном панцире изоляционизма. Для среднестатистического обывателя гораздо важнее считалась новость о пожаре на складе в соседнем городке, нежели кровавый клубок географических и национальных противоречий Старого Света. Главной газетной новостью лета 1940 года стало решение Рузвельта, в нарушение американской политической традиции, баллотироваться на третий президентский срок. Как когда-то Вудро Вильсон повторно избирался под лозунгом «Он не дал нам ввязаться в войну», Франклин Рузвельт шел на третий срок под флагом изоляционизма. На одном из предвыборных митингов верховный главнокомандующий заявил: «Выступая перед вами, матери и отцы, я даю вам еще одно обещание. Ваши сыновья не будут направлены ни на какие войны, ведущиеся на чужих землях».
В дни, когда съезд Демократической партии в Чикаго номинировал Рузвельта своим кандидатом в Белый дом, Гитлер бросил через Ла-Манш всю немецкую бомбардировочную авиацию. С аэродромов Франции, Бельгии и Нидерландов каждую ночь шли волны «Юнкерсов» и «Дорнье» с тевтонскими крестами. Британские города погрузились во тьму. Десятки раз за ночь выли сирены в Лондоне. Тысячи людей гибли под развалинами домов. Пожарные команды вытаскивали из-под обломков тела, щупали пульс, но редко кто оставался жив. Крупнейший город мира превращался в руины: погибли старинные храмы, правительственные здания, горели вокзалы и доки, практически полностью был уничтожен Сити — финансовая и деловая часть города. Лондон бомбили пятьдесят восемь ночей подряд, в среднем 160 бомбардировщиков за ночь.
Рузвельт в те дни решился передать британцам 50 эсминцев из числа резервных кораблей американского флота. «Для Англии это вопрос жизни или смерти после огромных потерь, понесенных британским флотом», — писал президенту Черчилль. Вашингтон затребовал в ответ передачу в аренду на 99 лет английских баз на Ньюфаундленде, Бермудских и Багамских островах, Ямайке, Тринидаде и в Британской Гвиане. Напрасно Черчилль говорил, что это низкая торговля в международных делах. 2 сентября 1940 года сделка была подписана на американских условиях. Сам Рузвельт признавался, что эсминцы постройки начала века «находились на последнем издыхании» и предназначались для продажи на металлолом.
Расчетливый и скрытный Рузвельт действовал с оглядкой на американское общественное мнение и расстановку сил на Капитолийском холме. На его знаменах по-прежнему было крупными буквами написано: «Все, что угодно, кроме войны». Примечательно, что еще в ноябре 1939 года президент подготовил черновой вариант речи, в которой повторил слова Буллита о неизбежности военного столкновения США с Германией в случае поражения Англии и Франции. Но из опасения, что такая речь могла бы принести вред на предстоящих осенних выборах, Франклин Рузвельт отправил ее пылиться в архив.
14 октября 1940 года взрыв фугаса сотряс двор резиденции британского правительства на Даунинг-стрит, 10, где Черчилль обедал. Премьер, вместе со звуками воздушной тревоги, приказал повару спуститься с ним в убежище. Ровно через три минуты немецкая бомба угодила в кухню. Уинстон Черчилль в те трагические дни не покинул свой любимый город. После бомбежек он шел от одной развалины к другой — приземистый, грузный, в старомодном пальто, нелепой шляпе, с вечной сигарой, тростью. Только один раз лондонцы увидели «старого Уинни» не сдерживавшего слез — он стоял среди руин британского парламента, где прошли сорок лет его политической жизни.
В середине ноября 1940 года СССР по просьбе Берлина демонстративно усилил свои войска на Кавказе, оказывая таким образом давление на Великобританию, сохранявшую свои позиции на Ближнем Востоке. Из Спасо-Хауса, в подтверждение многократных высказываний Буллита, поступали сообщения, что Москва играет роль агента Германии по закупкам товаров в нейтральных странах. Сталин, в надежде разжечь «мировой революционный пожар», сорвал экономическую блокаду Рейха: в 1940 году больше половины советского экспорта уходило в Германию. По приказу «вождя народов» открыли широкий поток стратегических и сырьевых ресурсов для промышленности и армии Гитлера, спасли в «нейтральных» советских портах бесценный грузовой тоннаж германского флота и открыли для немцев собственные военно-морские базы, откуда те наносили удары по британским коммуникациям. Немецкие десантные корабли из Мурманска участвовали в захвате Норвегии. На бомбах, сыпавшихся на Лондон и другие британские города, находили советскую маркировку.
В СССР много лет шутили, что не было более «политизированного» балета, чем «Лебединое озеро». На этот раз, 21 ноября 1940 года в Большом театре состоялась премьера оперы Рихарда Вагнера «Валькирия», постановку которой демонстративно поручили великому кинорежиссеру Сергею Эйзенштейну. Трубные ноты любимого композитора Адольфа Гитлера озвучили намечавшийся новый военно-стратегический союз. Посол Германии фон Шуленбург сообщил из Москвы, что Молотов выразил готовность «принять проект Пакта четырех держав» (Германии, Италии, Японии и СССР) на условиях, что «сфера советских интересов» распространится на Финляндию, Румынию, Болгарию, Турцию и Иран. За две недели до этого Молотов побывал в Берлине. Гитлер уверял наркома, что дни Британии сочтены и необходимо в глобальном плане рассмотреть судьбу оставшегося от Альбиона «бесконтрольного наследства». Увешанный регалиями рейхсмаршал Геринг на банкете сообщил Молотову, что назначен командовать парадом победы в Лондоне. Он даже просил гостя не занимать другими делами 15 июля 1941 года. Черчилль, за неимением приглашения на банкет, прислал свои «приветствия»: английская авиация бомбила Берлин, загнав в убежище участников дележа «британского имущества».
Американский посол в Лондоне Джозеф Патрик Кеннеди (отец будущего президента США) убеждал Рузвельта, что немцы победят. Он всячески ободрял тех в высшем свете Англии, кто стоял за новый сговор с Гитлером. Британский Форин Офис даже завел досье на посла США, убедительно названное «Кеннедиана». Посол не скрывал и публично, что сделает все, чтобы удержать Америку от вступления в войну. Министр внутренних дел в кабинете Рузвельта Харольд Икес отмечал в дневнике: «Кеннеди все твердит, что Германия победит… и его единственная забота, как сохранить свои капиталы для собственных детей».
К концу 1940 года Соединенное Королевство истощило все золотовалютные резервы и оказалось не в состоянии платить за американские товары и вооружение. После отчаянного письма Черчилля («Англия ободрана до костей») Рузвельт начал активно пропагандировать по радио и на пресс-конференциях программу ленд-лиза, в соответствии с которой США могли бы «сдать в аренду» Британии военное снаряжение и получить за него плату после окончания войны. Буллит в президентском окружении был одним из главных сторонников закона о ленд-лизе.
