Гитлер получил столь неожиданный удар в решающий момент «битвы на Востоке». Сталин в свою очередь знал заранее от Черчилля об операции союзников и требовал удерживать Сталинград. В дни, когда на горящих берегах Волги противники бросали в бой последние резервы, немецкая 5-я танковая армия отправилась на помощь своему Африканскому корпусу. 11 ноября, всего за неделю до начала советского контрнаступления, Гитлер также послал войска в неоккупированную до тех пор средиземноморскую Францию.
Рузвельт проявил немалую прозорливость, попросив Буллита 19 ноября (в день начала советского наступления) подготовить меморандум «с его персональным мнением о механизме подготовки послевоенной гражданской администрации на оккупированных территориях». 3 февраля 1943 года нацистское радио под приглушенные звуки Пятой симфонии Бетховена сообщило о капитуляции немецких войск в Сталинграде. Взявший фельдмаршала Паулюса в плен в подвале городского универмага генерал-майор И. Ласкин вскоре будет по лживому доносу арестован СМЕРШем, выдержит допросы и побои и проведет девять лет в тюрьме.
В мае 1943 года в Тунисе капитулировала итало-германская группировка численностью около 250 тысяч человек (больше половины из них были немцы). Союзники выиграли битву за Средиземное море. Черчилль, всегда отдававший должное героизму советской армии, считал триумф под Эль-Аламейном не менее значимым, чем разгром немцев под Сталинградом. Британцы отметили свою победу звоном церковных колоколов, молчавших три года.
В мемуарах госсекретаря Корделла Халла есть характерный пассаж: «В 1943 году для Соединенных Штатов и всех Объединенных наций Россия представляла собой наиболее загадочную проблему в международных отношениях. Что можно ожидать от нее в послевоенном мире? Будет ли она сотрудничать с западными странами и Китаем? Станет ли она настаивать на территориальной экспансии за счет своих меньших соседей? Не изберет ли она диаметрально противоположную крайность: откажется от всяческих амбиций и перейдет к полной изоляции в пределах своих старых границ?»
На эти вопросы давал ответ многостраничный меморандум Буллита, представленный президенту 29 января 1943 года. Позиции Рузвельта и его советника совпадали в главном: война до полной капитуляции Германии, Италии и Японии и установление в мире нового демократического порядка. Но достижение цели виделось Биллу в свете, сильно отличавшемся от взглядов президента: «Мы принимаем желаемое за действительное: если Красная Армия сражается превосходно, то Советский Союз якобы государство демократическое и без агрессивных намерений, и если под Сталинградом был продемонстрирован непревзойденный героизм, то уже нет ОГПУ (тайной полиции)».
Буллит считал, что первоочередной послевоенной задачей Сталина остаются все территориальные приобретения согласно пакту Молотова-Риббентропа (хотя Москва официально денонсировала советско-нацистский договор). Затем, как предполагал посол, в таких странах, как Румыния, Болгария, Югославия, Чехословакия, Польша будут установлены «правительства советского типа». Билл писал: «Повторится известная комедия. Никто не станет говорить об аннексии. Это будет „свободно избранная форма правления“ (советская), „свободное выражение воли народов“ (под контролем Красной Армии), и вновь вытащат на свет отвратительную ложь, сопровождавшую „свободно выраженное желание балтийских республик войти в состав СССР“». Буллит называл также «отдаленные цели» Советского Союза: Босфор и Дарданеллы, Северный Иран и попытки установить власть коммунистов в Германии и Франции.
Главным в меморандуме Буллита был призыв пересмотреть односторонний характер американской помощи, требуя от Кремля взаимных уступок и соблюдения договоренностей. Еще в московские времена Билл Буллит предлагал Рузвельту использовать в отношениях со Сталиным формулу «осла, морковки и дубинки», описанную французским поэтом и драматургом Полем Клоделем: «Если осел не захочет сделать шаг вперед и взять морковку, то получит дубинкой по зад нице».
Роль «большой морковки» отводилась массированной американской военной помощи по ленд-лизу, открытию второго фронта в Европе, эффективному участию в восстановлении экономики Советского Союза, системе новых послевоенных мирных договоров. Если Сталин не примет такие условия, необходимо перенести центр боевых действий с Германии на Японию и сократить военную помощь СССР на данном этапе. «В вашей дубинке должен быть свинец, а не вата», — писал дипломат. Он не верил даже в письменные сталинские обещания, ибо, как напоминал Буллит, диктатор нарушил пакты о ненападении с Польшей, Финляндией, Литвой, Латвией и Эстонией. «Ни одна из стран Европы не сможет противостоять Советскому Союзу. Объединение слабых государств также недостаточно. Соединенные слабости не создадут силы, — писал Буллит. — Европа должна быть построена не из военных нулей, а как крупное объединение, способное себя защитить… Интегрированная демократическая Европа, мирная, но вооруженная — вот жизненно важный элемент общего мира».
В январе 1943 года Уильям Буллит говорил о строительстве Европейского союза и предлагал создать военный блок, который через шесть лет оформится в НАТО. Интересно, что в послевоенные годы роль «дубинки» выполняла знаменитая «доктрина Трумэна», а в качестве «морковки» выступал «план Маршалла» по экономическому восстановлению Европы. Но к тому времени Сталин уже обладал атомной бомбой и разговаривал с Западом другим языком.
Буллит советовал проводить политику, основанную на том же подходе, какой Кремль всегда применял по отношению к Соединенным Штатам: холодную, официальную, осторожную и жесткую. Он был убежден, что принцип quid pro quo (услуга за услугу) подведет твердую рабочую основу под советско-американские отношения. Но блеск фразеологии Буллита никак не соответствовал воззрениям президента США. Внешнее «улучшение» советского строя — превращение его большевистской идеологии в более традиционную национально-патриотическую, роспуск Коминтерна и некоторое примирение с церковью — давали Рузвельту уверенность, что «у русских нет сумасшедших идей завоеваний». Дело оставалось за малым: «перевоспитание» СССР через его постепенную интеграцию в мировое сообщество («семью народов», по выражению президента).
Администрация ленд-лиза, или «лавка Гопкинса», как ее часто называли в Вашингтоне, поставила в СССР почти половину использованного им в годы войны алюминия, половину авиационного бензина и артиллерийского пороха, полностью укомплектовала советскую армию средствами связи. Лучший советский ас Покрышкин воевал на американской «Аэрокобре», на Параде Победы по Красной площади прошли американские «Студебеккеры», гордость советской армии танк Т-34 делался из союзнической брони. За годы войны Советский Союз не построил ни одного крупного военного корабля, практически не строил вагонов и локомотивов и в значительной степени зависел от американского продовольствия. По подсчетам военных историков, обширные поставки союзников позволили СССР высвободить из производственной сферы и дополнительно отправить на фронт до 7–8 млн. мужчин. По эффективности это намного превышало открытый в 1944 году второй фронт, где союзники высадили около 5 млн. солдат.
Приписываемая Гарри Гопкинсу формула советского ленд-лиза «Давать, давать и не спрашивать» довольно точно отражала суть политики, вызывавшей глухое недовольство в американских военных и дипломатических ведомствах. Так, каждый из последовавших после Дэвиса американских послов в Москве, быстро, в духе Буллита, освобождался от иллюзорных утопических теорий. Очередной хозяин Спасо-Хауса, седовласый адмирал Уильям Стэндли, бывший начальник штаба ВМС США, с солдатской прямотой сказал Рузвельту: «Не стоит разыгрывать Санта-Клауса перед русскими».
