– Благодарю вас, Виктор, – пожал огромную руку бородатого профессор. – Продолжайте. Мы немного понаблюдаем.
Мы отошли в сторону, так, чтобы никому не мешать. Профессор наклонился к Уэллсу и прошептал, так что я тоже услышал:
– Это Виктор Франкенштейн. Вождь волчьей стаи. Он непосредственно сам сейчас управляет процессами трансформации новых оборотней. Можно сказать, что этот фронт работ теперь в его ведении.
– Приступаем, – приказал Виктор.
Человек в клетке вздрогнул, испуганно посмотрел на людей в белых халатах, но в следующее мгновение ему было уж не до них. Все его тело скрутила жуткая судорога, потом он затрясся в лихорадке. Упал на пол и стал кататься. В то же время тело его словно ломала какая-то чудовищная сила изнутри. Во многих местах лопнула кожа, выступил желтый жир. Аудиторию заполнил тошнотворный, нутряной запах. Меня скрутил приступ тошноты. Я малодушно отвернулся, а когда мне удалось справиться с желудком и своей слабостью, посмотрел на клетку. Внутри нее уже разгуливал на задних лапах получеловек-полуносорог.
Вот уж точно, профессор Моро создал ужасных химер. И я не был уверен, что мне нравятся эти хомо новусы, по версии профессора, и новый мир, который они должны построить.
Мы покинули аудиторию, где Виктор Франкенштейн продолжал экспериментировать с человеком-носорогом.
В следующей аудитории не было никаких химер и чудовищ, никто не растягивал руки и не пытался силой мысли отбивать летящие в голову предметы. Трое юношей сидели за партами и что-то писали, не отрывая глаз от тетрадок, напротив них неподвижно восседал полный мужчина с азиатским разрезом глаз и длинными волосами, собранными в тугую косу. В руках он держал книгу в черной обложке без названия и фамилии автора и читал про себя, время от времени он отрывал глаза от страницы и окидывал взглядом аудиторию, будто проверял, не списывает ли кто.
Увиденное было мне непонятным, но Уэллс, кажется, догадывался, что здесь происходит. Он вопросительно взглянул на профессора, и тот кивнул в знак согласия. Гэрберт подошел сначала к азиату, заглянул к нему в книгу. Тот даже не обратил внимания на непрошеного гостя. Потом Уэллс подошел к каждому из молодых людей и проверил, что они пишут в тетрадках. Увиденное его удовлетворило, но для меня все происходящее так и осталось загадкой, которая разрешилась тут же, как только мы вышли в коридор.
– Изумительно. Они все телепаты. Один читает с книги текст, а другие записывают, что он читает. При этом всё только силой мысли, – поделился впечатлениями Уэллс.
– Право же, очень сильные ребята, – оценил своих воспитанников Моро.
– А они могут внушить что-нибудь человеку и заставить его выполнять свои мысленные команды? – спросил Гэрберт.
– Пока нет, но мы над этим работаем, – ответил профессор, и в его голосе прозвучали нотки гордости за своих воспитанников.
– Поразительно, – сказал Уэллс, но я видел, что ему не нравится эта история, хотя он и вида не показывал.
Мы пошли дальше вслед за профессором.
Я сперва не обратил внимания на этих странных, кажущихся нелепыми, но при этом такими трогательными и хрупкими созданий. Я принял их за еще один вид хомо новусов, которых на Острове было множество. Но потом я пригляделся и отметил несколько особенностей. Они старались держаться в тени и не попадаться на глаза. Все время, что мы передвигались по Острову, эти существа прятались за спинами своих более совершенных собратьев. Ключевое слово тут «совершенный». Я не сразу это осознал, но потом понял, в чем заключалась вторая особенность, которая выделяла их. Они были с каким-то изъяном, дефектом, который в глаза не бросался, но в то же время создавал ощущение дискомфорта. Я постарался присмотреться к ним серьезнее, но они старательно ускользали, и я не выдержал, задал вопрос профессору:
– Что это за люди? Они тоже ваши воспитанники?
Моро бросил быстрый взгляд в направлении, куда я указывал, и брезгливая гримаса исказила его лицо.
– Это матримоны, – сказал он, словно это слово могло все объяснить, но, видя, что я его не понимаю, профессор снизошел до разъяснений: – В каком-то смысле да, это тоже мои воспитанники. Скорее ассистенты. Во время любых экспериментов есть удачные экземпляры, коих большинство. Есть грубые ошибки, которые заканчивались смертью подопытного, коих меньшинство. А есть, как бы это так сказать, незначительный брак. Когда эксперимент дал непредсказуемый результат и новые возможности у образца не раскрылись или раскрылись не полностью, дав сбой. Таких людей мы называем матримонами. Они продолжают жить на Острове тихо и спокойно, в основном помогают администрации, тем самым отрабатывая свой стол и кров. Но они не любят выбиваться в первые ряды. Любое излишнее внимание смущает их, поскольку они осознают свою ущербность.
– И как часто перерождение заканчивается матримонами? – спросил Уэллс.
Он пока не спешил дать увиденному свою оценку, то ли боясь уязвить профессора, то ли опасаясь возвести напраслину, не разобравшись в вопросе досконально, но факт наличия бракованных матримонов ему сильно не понравился.
– Пока что погрешность ничтожно мизерная. У нас живут три матримона, – ответил профессор.
Тогда я не знал, что он сильно лукавил, скрывая тот факт, что на первых этапах проекта «Остров» рождение матримонов было частым явлением. Каждое пятое перерождение заканчивалось таким образом. Часть матримонов погибала в первые дни своей новой жизни, часть была уничтожена, так как человеческий разум не мог справиться с новыми возможностями, которые к тому же были изуродованы выбившейся из-под контроля трансформацией. И еще нескольких матримонов профессор содержит в клетках в самом темном и удаленном месте Острова, поскольку они хоть и оставались в своем разуме, но были очень агрессивны и опасны.
В первое время профессор слишком плохо контролировал их, поэтому случались побеги, которые заканчивались большой кровью. Вырвавшиеся на свободу матримоны не могли контролировать себя и свою жажду. Они нападали на местных жителей и потрошили их. Со временем профессор научился строить клетки, которые их сдерживали, но дурная слава уже укрепилась за Резервацией. Деревенские считали профессора посланником дьявола на Земле, а его подопечных злобными демонами, которых требуется уничтожать.
– Вам не жалко этих существ, ведь у них есть разум и душа, – спросил я и тут же удостоился двух взглядов – благодарного от Уэллса и раздраженного от Моро.
– Они – добровольцы. Вы станете жалеть пожарного, который идет и погибает в огне? Или полицейского, который на задержании получает пулю в голову? Они сами выбрали этот путь. Они знали, на что шли. Так и мои матримоны…
– Но, быть может, они действовали не по своей воле…
– Вы что, хотите обвинить меня в том, что я их принудил?!! – бешено сверкнул глазами профессор. – Хурлядь, да как вам такое могло прийти в голову!
Дверь перед нами открылась, и в коридор, потягиваясь, вышла Миледи. Ее появление было настолько неожиданным, что профессор даже забыл, о чем мы только что разговаривали.
