– Быть может, у них не было свободы выбора. Они пошли на этот шаг, чтобы сохранить свою жизнь, добыть себе кусок хлеба на пропитание?
– У них был выбор пойти работать. И в поту добывать себе хлеб насущный, – возразил профессор.
– Вы же знаете, как сейчас тяжело и невыносимо живется рабочим. Как мало им платят, им не хватает, чтобы свести концы с концами, я уж не говорю о том, чтобы прокормить свои семьи. Вы читали книгу господина Джека Лондона «Люди бездны»? – упорствовал я.
– Нет. Не читал, – злился профессор. – Не понимаю, к чему вы это ведете. Если человек хочет хорошо жить, то пусть идет работать. Умный добьется своего. Но они даже не попытались. Они пришли ко мне, чтобы переродиться. И почему я должен жалеть тех, у кого это не вышло?
Я решил не продолжать этот разговор, поскольку больше не видел в нем смысла. Переубедить или усовестить профессора – такое же бессмысленное занятие, как и выдавить слезы из церковного колокола.
– А можно взглянуть поближе на этих матримонов? – спросил Уэллс.
Я прямо чувствовал, какая громадная работа идет в его голове. Он не просто смотрел и любопытствовал. Он наблюдал и анализировал, чтобы потом все взвесить и сделать вывод относительно деятельности профессора Моро. Что же по мне, то я пока видел, что, несмотря на явные успехи, имеются и серьезные перегибы, которые не смогут зачеркнуть достижения, но могут заставить в них сомневаться.
– Пожалуйте, – сказал профессор и подозвал к себе Селедку.
Что-то прошептал ему на ухо. После чего тот ушел, а мы продолжили путь. На этот раз шли не прогулочным шагом, а уверенной поступью профессора, опаздывающего на лекции.
Моро привел нас в просторную аудиторию, пустовавшую в этот час. Хотя, судя по забытым на столах тетрадкам и учебникам, совсем недавно здесь велись занятия. Я даже перевернул одну раскрытую книгу и прочитал: «Экспериментальная физика. Первый год» на обложке. Моро серьезно подходил к своему проекту. И если уж воспитывать новое человечество, то оно должно быть всесторонне образованно и развито.
Профессор предложил нам сесть за кафедру, сам тут же занял место председательствующего. Уэллс подошел к широкому окну, отодвинул тяжелую штору и выглянул на улицу. Я тоже заинтересовался, что же видно из окна. Ведь снаружи здание выглядело двухэтажным, а мы сейчас находились на третьем этаже. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил, что за окном открывался чудесный буколический вид на поле и лес за ним, и что самое важное – я видел все так, словно смотрел из окон первого этажа. Я не успел обдумать увиденное, как дверь аудитории открылась и один за другим вошли несколько человек. За их спинами серебрился Селедка.
Вошедшие держались робко. Неуверенные в самих себе, они замерли на пороге и с испугом посмотрели на профессора, который выглядел более чем недовольно. Задуманная им экскурсия отбилась от намеченного сценария и развивалась не в том направлении. Он явно не собирался показывать нам матримонов, и если бы один из них не вылез мне на глаза, то тайны Острова остались бы скрыты.
Уэллс подошел к матримонам и стал рассматривать.
Их было трое. Один высокий, с согбенной спиной и неестественно длинной левой рукой, которую он вынужден был держать за локоть правой, чтобы та не волочилась по полу. Вероятно, его пытались растянуть, сделать из него резинового человека, который способен произвольно увеличивать и сокращать размеры своего тела, но что-то пошло не так, и одна из рук, приняв неестественно длинную форму, не смогла сократиться до нормальной. Второй – маленький лысый человечек с выпученными глазами – ничем не выделялся. Так что мне оставалось непонятно, что же нового и незавершенного было у него. Но Селедка развеял мои сомнения. Он толкнул лысого в спину. И тот, резко дернувшись вперед, размножился, словно размазался в пространстве, а затем резко схлопнулся, вернувшись к самому себе. От этого движения он не удержался на ногах и упал на спину. Похоже, я понял, в чем тут было дело. Его новой способностью должно было стать мгновенное перемещение в пространстве посредством телепортации, но его постоянно возвращало в исходную точку. Такой Бегун, куда бы ни бежал, возвращается назад. Третий – молодой розовощекий парень с большими выразительными глазами и настолько седыми волосами, что начинаешь сомневаться в их естественном происхождении. Но тут, как мы ни силились угадать его ущербность, нам не удалось. А он сам не рвался нам ее продемонстрировать.
– Скажи, Моро, и что эти люди делают после того, как они оказались за бортом Острова? – спросил Уэллс.
– Я же говорил. Живут у меня. Ассистируют в проведении экспериментов. Они всегда при деле. Сыты и довольны. Правда, господа? – обратился он к матримонам.
Они энергично закивали. Так энергично, что у седого юноши голова сорвалась с плеч и повисла на неестественно длинной шее. Ему пришлось подбирать ее руками и запихивать назад на место. В этом ему помогали другие матримоны.
В дверном проеме появился Двуглавый. Бросил злой взгляд на матримонов, вопрошающий – на профессора, видно, получив от него одному ему понятную команду, Монтгомери рявкнул:
– За мной!
Матримоны один за другим вышли из аудитории.
– Вы довольны, господа? Продолжим осмотр Острова? – спросил профессор.
– С превеликим удовольствием, – ответил Уэллс.
Было видно, что экскурсия сильно взволновала его, но то, что он видел, вряд ли могло ему понравиться. Слишком много уродства было в этом новом вылупляющемся человечестве. Быть может, так и должно быть. Когда рождается что-то новое, прекрасное, неизменно по пятам следует что-то уродливое, порченное, словно последыш, который рано или поздно отомрет. Бабочка расправит крылья и полетит в светлое будущее. Но Уэллс, видно, считал, что этого уродства слишком много, оно может перетянуть все светлое на свою сторону. Я чувствовал, что вечером, когда мы останемся наедине, предстоит долгая и трудная беседа.
– Скажи, Моро, зачем ты позвал меня? Просто похвастаться своими открытиями? Или у тебя есть какое-то деловое предложение? – спросил Уэллс, когда мы выходили из аудитории.
– Я хочу предложить тебе возродить «Ленивцев», – ответил профессор.
– Чтобы что-то возродить, это что-то должно умереть. А «Ленивцы» никогда не умирали, – возразил Уэллс.
– Ты же понимаешь, о чем я говорю. Я предлагаю возродить клуб в прежнем виде. Только в прежнем составе он имеет силу.
– С какой целью нам следует это сделать? – уточнил Уэллс.
– С целью начать построения Космополиса. Хомо новусам нужно руководство. Кто, как не «Ленивцы», способны его осуществить.
– Ты предлагаешь вернуть всех прежних участников?
– Зачем? Я думаю, нам будет достаточно двух. Тебя и меня. Эдисон давно и сильно увлечен деньгами. Это его путь. Что же касается Циолковского, его душа летит к звездам. Ни о чем другом он думать не хочет. И Космополис если и согласится строить, то где-то между Марсом и Венерой.
