Открытие Двери было намечено на утро понедельника. Погода в тот день выдалась прекрасной. Накануне весь день шел дождь, и мы всерьез обсуждали вопрос переноса начала эксперимента, поскольку любое погодное отклонение могло вызвать незапланированные помехи, но Уэллс решил ничего не отменять. Да и утром распогодилось. Небо было ясное, солнце светило холодным отчужденным светом.
Для проведения эксперимента мы избрали «Стрекозу». Оборудование было смонтировано в гостиной, которая уже давно превратилась в помещение для испытаний, а размыкающий контур был выстроен на поляне перед особняком. Уэллс колдовал над аппаратурой, в то время как я прогуливался по поляне, на которой помимо размыкателей, представлявших собой небольшие стальные клетки, к которым были подведены провода, стояли плетеные кресла и столик со стеклянной столешницей. Уэллс словно ждал гостей-зрителей, чтобы показать им свое новое представление.
Я сел в одно из кресел, закинул ногу на ногу и уставился на возвышающийся на краю земельного участка Уэллса черный дуб с багровой от осеннего увядания листвой. Некоторое время я рассматривал дуб, который бросал тень на добрую часть поляны и на одно из кресел. Мне даже начало казаться, что в этом кресле сидит человек-тень с бокалом коньяка и насмешливо смотрит на меня. Чувство это было неприятное, словно кто-то липкими от варенья или крови пальцами касается моего лица. Я сам не заметил, как погрузился в дремоту. Я плохо спал накануне, мне все время казалось, что в комнате помимо меня кто-то есть, кто-то невидимый, кто-то, быть может сам Чарльз Стросс, человек-невидимка, почтил меня своим присутствием. Хотя я понимал, что Строссу нечего делать в «Стрекозе». Сейчас он сидит в тюремной камере, и весь Скотленд-Ярд следит, чтобы он оттуда не выбрался. Поэтому не было ничего удивительного, что меня разобрало на солнышке.
Я очнулся от сильного чувства присутствия чего-то потустороннего. Открыл глаза и увидел дверь, которая висела в воздухе на высоте двух футов от земли. Она, казалось, была зеленой, но стоило приглядеться, как дверь начинала переливаться разными цветами, и вот она уже пурпурная, а чуть позже фиолетовая, и вот даже красная. Дверь полностью закрывала черный дуб, но вот что странно – тень в соседнем кресле никуда не делась. Вероятно, ее отбрасывал не дуб, решил я и встал. Я подошел к двери, протянул к ней руку, но не успел коснуться.
– Пожалуйста, не трогайте, – послышался голос Уэллса.
Он шел ко мне от дома с заплечной сумкой. Накануне Гэрберт убирал в нее тетради с расчетами, распечатки отчетов об успешных экспериментах, чертежи и прочие документы, составлявшие Архив Уэллса. Было решено, что в первое путешествие в Межвременье я возьму с собой весь архив. Если удастся сразу найти место для его хранения, я спрячу его и составлю по возвращении подробную инструкцию о местонахождении архива, которую мы также спрячем в удобном для нас месте.
– Я думал, Дверь – это условное название, а не настоящая дверь, – сказал я.
– Вы абсолютно правы, Николас, Дверь – это вовсе не межкомнатная или наружная дверь. Это всего лишь удобная для нас визуализация явления природы. Вполне вероятно, и я даже предполагаю, что так оно и есть, Дверь выглядит как какая-нибудь дыра или что-то еще, но наш мозг ищет для нее более подходящую форму визуализации, поэтому Дверь – это просто дверь. Но об этом не стоит задумываться. Это просто надо принять и двигаться дальше.
Уэллс поставил в кресло сумку.
– Я все собрал. Вы должны понимать, что ваш путь назад зависит только от вас. В мире, который ждет вас, нет никаких путеводителей и карт, нет ничего такого, за что бы вы могли уцепиться, чтобы, как за нитью Ариадны, вернуться назад. Все, что вас ждет там, только ваш опыт и ваш выбор. Я не смогу помочь вам. И никто не сможет помочь. Поэтому очень важно, чтобы вы запомнили расположение Двери и смогли вернуться назад. Я бы предложил вам не уходить далеко от нее, чтобы не терять из виду. Но решайте сами. Это ваша дорога.
Я взял заплечную сумку, взвесил ее в руке, показалось, что терпимо тяжелая, и повесил ее за спину, удобно подтянул ремни, так, чтобы она не мешала.
– Оружие не даю. Неизвестно, как оно себя поведет в том мире. Поэтому там вы рассчитываете только на себя. И помните, что ваше главное оружие – это ваш разум, – напутствовал Уэллс.
Как же я не хотел никуда идти! Тем более за эту подозрительную Дверь, где меня ждало неведомое. Никогда еще я не являлся составной частью эксперимента Уэллса. Но я знал, что Гэрберт не стал бы подвергать меня неоправданному риску.
– А если пойдет дождь? – неожиданно вспомнил я.
– В ближайшие несколько часов он не предвидится. К тому же вы вернетесь в то же время, из какого уйдете. Так что для нашего мира пройдет всего несколько секунд. В это время ничего не произойдет.
– А если отключится электричество? – уточнил я.
– Такое стечение обстоятельств признается мной ничтожным, но и этот случай мной предусмотрен. В подвале «Стрекозы» установлены два резервных генератора.
Уэллс посмотрел на меня и ободряюще улыбнулся.
Я, как мог, оттягивал тот момент, когда мне предстояло сделать шаг за Дверь. Этот шаг страшил меня. Я стоял перед ней и боялся открыть. Уэллс не торопил меня. Он понимал, что один маленький шаг для человека мог стать большим шагом для всего человечества.
Я протянул руку к Двери, и она открылась сама. Что там, за Дверью, я не видел. Все скрывал серый туман.
– Ну, с Богом. Не задерживайтесь там, Николас, – сказал Уэллс.
Я взял плетеное кресло, поставил его перед дверью и использовал как ступеньку. Шаг на него, шаг за дверь. Пересекая дверную черту, я прислушивался к себе, пытаясь понять, что меняется вокруг и во мне. Но не почувствовал никаких изменений. Ничего не произошло. Сердце как билось, так и билось, мысли как лихорадочно метались, так и продолжали метаться. Я был самим собой, и не преобразовался, шагнув в другой мир.
Оказавшись за Дверью, я услышал громкий звук, с которым Дверь захлопнулась. Я еще не видел новый мир, но обернулся, чтобы посмотреть, что оставил за своей спиной.
И не обнаружил Двери. Я стоял перед двумя высоченными деревьями с раскидистыми ветвями, усыпанными разноцветными листьями, кронами они сплетались воедино, образуя арку, внутри которой дрожал густой искрящийся влагой туман. Стоило сделать шаг в эту арку, и я бы вернулся назад в «Стрекозу» к Уэллсу. Знание того, что у меня есть путь к отступлению, грело мое сердце. Я обернулся и посмотрел на мир, в котором не существовало такого понятия, как время.
Время – палач всего сущего, безжалостный убийца самой жизни. Здесь не чувствовалось его дыхания, оно никогда не приходило в этот мир, разрушая все созданное до него. Здесь царило Межвременье, вся история нашего мира была закапсулирована и спрятана внутри этого мира, где фараоны, Война Алой и Белой розы существовали одновременно с дирижаблями и тихоокеанскими лайнерами, где Большой взрыв и Великое угасание совершались одновременно. Я чувствовал трепет, какой испытывает любое разумное существо, оказавшееся перед чем-то несравнимо большим, величественным и разумом непостижимым.
