– Прости, вождь, но мы не сможем идти с вами! – ответил за всех самый высокий и авторитетный Неемо.
– Что это значит – не можете? Вы что, уже изрядно медов успели сегодня отпить, и вас теперь ноги по этой тропе не несут? Давайте, вставайте скорее, не задерживайте весь народ!
Со всех сторон уже слышались шиканье и окрики соплеменников, призывающих к себе отстающих.
– Мы не сможем никогда больше присутствовать на этих обрядах. Просим прощения у тебя, вождь, и у всех наших родичей, что держим вас здесь и не сказали об этом вам ранее. Но нам, принявшим святой крест, теперь нет дороги на языческое капище. – И Неемо, достав с груди медный крестик, на глазах у всех присутствующих его поцеловал. Вслед за ним то же самое сделали и те девять воинов, что стояли с ним по соседству.
Из толпы эстов раздался общий вздох, она резко колыхнулась и замерла. Над поляной повисла гробовая тишина. Только где-то захныкал ребенок, но и его плач вскоре стих.
Из головы процессии в сторону христианского десятка эстов вышел седой длиннобородый жрец с резным посохом. Он строго и внимательно оглядел стоящих перед ними из-под своих кустистых белых бровей.
– Вы этого хотели, посылая наших людей, кровь нашего рода, в чужую землю?! – Он обернулся в сторону вождей, потрясая деревяшкой. – Вам мало того, что наши люди гибнут под мечами завоевателей с запада, с севера и юга, так теперь уже и с востока забирают к себе их души?!
Как-то незаметно и исподволь вокруг русских и десятка эстов начал образовываться круг из воинов с обнаженными мечами и копьями. Все это сейчас происходило совершенно молча. И вот они уже стояли, окруженные пятью сотнями воинов, а еще дальше за ними начала колыхаться огромная толпа народа.
– Мы не будем воевать со своими братьями, о, великий жрец! – Широкоплечий здоровяк Хенно вышел вместе с четырьмя десятками молодых эстов из общий толпы и встал между кругом из эстов и новгородцами. – Пусть мы не приняли христианский крест в Руссии и остались верны нашей вере, но для нас эти десять парней так и остаются братьями, а люди, кормившие и учившие нас весь этот год, навсегда останутся нашими друзьями. Если вы хотите убить их, то убивайте здесь же и сейчас сначала нас! – И он, отстегнув с пояса меч, положил его перед собой рядом с большим овальным щитом.
Момент воистину был критическим, стоило кому-нибудь выкрикнуть команду, кинуть камень или же метнуть копье, и тотчас пролилось бы много крови. Новгородская сотня выстроилась в плотное каре и, выставив щиты на внешнюю его сторону, ощетинилась мечами и копьями. Вдруг из той его стороны, что была обращена в сторону вождей и старейшин эстов, дрогнули и раздвинулись два центральных щита. Немолодой воин с многочисленными шрамами на резком обветренном лице неспешно вышел из ратной стенки, положил свой щит на землю, а поверх него еще и меч. Затем он немного постоял и отстегнул, сложив туда же, и свой округлый шлем. Так, простоволосым, с пустыми руками, он и сделал несколько шагов в сторону замершей эстской дружины, практически упершись грудью в острия выставленных копий.
– Здесь только что говорили про кровь?! Что народ эстов обильно проливает ее под натиском с запада от крестоносцев и их союзников, с севера от данов и с юга от дерптцев? Что Вирумаа стонет от натиска многочисленных врагов, и что волны от вражеских нашествий вот-вот захлестнут ее?
Но теперь у вас, люди Вирумаа, впервые появился союзник, который не словами, а делом готов помочь вам отстоять свободу. Который уже дал вам добрую долю с общей добычи в прошлом походе и отстоял вас от большого нашествия данов. Который обучил пять десятков ваших воинов бою против латников, вооружил их и дал им отменную броню. И пусть десять из них приняли у нас христианство, но это был их личный выбор, и после этого они не перестали быть эстами, готовыми биться за свою родину до последней капли крови.
А теперь вы готовы пролить ее сами, убить своих детей и своих союзников, которые пришли к вам сюда как гости. И которые пользуются священным правом неприкосновенности! Ну так давайте, а я посмотрю с небес на то, что будет здесь с вами и с вашей землей, и уже очень скоро. Но перед этим попробуйте вначале возьмите мою жизнь, когда я буду защищать жизни этих десятерых эстов! – Варун кивнул в сторону христианского десятка, развернулся, и спокойно подойдя к лежащему на земле щиту, взял с него свой меч и надел на голову шлем. – Неемо, Калле и все остальные, к своим братьям встаньте, а мечи сложите здесь рядом с нами, и да не прольется здесь кровь от руки сородичей. Мы сами, если что, за вас тут постоим!
Старейшины и жрецы с племенными вождями отошли в сторону и о чем-то долго между собой спорили. Наконец от их группы в сторону каре новгородцев направились Каиро и один из старейшин.
– Вы есть наш гость и по древний закон гостеприимства ваша кровь не может быть пролита, – важно пробасил Каиро. – Вы есть наш союзник и просите здесь за людей нашего племени. Мы будем думать и держать совет, а потом дать вам ответ завтра утром. Сейчас всем вложить свой меч в ножны, и да не прольется ничья кровь!
По толпе разнесся шепот облегчения. Копья из окружающего русское каре большого эстского круга дрогнули, и их жала опустились к земле. Понемногу все начали расходится.
– Эх, Вэрун, Вэрун, какой ты хороший праздник сломать. Сейчас бы уже жареный бык есть и сладкий мед пить, – покачал головой вождь. – А теперь всю ночь думать, как не потерять благосклонность богов и не пролить ничья кровь.
– Ну, это ничего, друг. Значит, у моих эстских друзей голова пока не будет затуманена хмельным, и они примут к утру мудрое решение, – пробурчал Варун. – Нам с вами еще общих врагов сгонять со всех этих земель, а не между собой ратиться!
Ночевать русской сотне и десятку эстов предложили на большой поляне-выгоне перед самим городищем. За солнечный и ветреный день земля немного просохла, и воины были даже рады спать под открытым небом, а не в дымных избах за частоколом.
– Так спокойнее, – подвел итог всем досужим разговорам о ночлеге Варун. – Хоть вирумцы и признали за нами право на гостевую неприкосновенность, однако поостеречься – это всегда гораздо лучше, чем остаться без башки. Кто его знает, чего там шепнет верховному жрецу их Уку или дух леса под дурманящий дымок. Так что все спим с оглядкой и под крепкой сторожей! О всяком движении в крепости или вокруг нее докладывать мне сразу же!
Первая половина ночи прошла спокойно, а в третью ночную смену Варуна растолкал пластунский десятник Ростислав.
– Фотич, минут пять назад в городище двое на лошадях с западной стороны прискакали. Покричали чевой-то там у ворот, им их сразу же открыли, а потом за частоколом большая суета началась. Вона, слышите, какой там шум стоит? Похоже, что эсты просыпаются.
Действительно, над частоколом мелькали огни факелов, а из самого городища слышался все более усиливающийся шум.
– Поднимай сотню! – отдал распоряжение командир. – Похоже, что-то худое случилось, неспроста здесь сейчас такая суета.
Через несколько минут готовые к бою новгородцы выстроились у своей стоянки, а в ворота городища выскочил уже второй отряд конных воинов и ускакал в западном направлении.
