Нет, не в одной былой — к тому времени — секретности отыскивается тут причина. Скорее надо говорить о злом умысле.
Увы, главные, то есть — ядерные, оружейники не известны России и по сей день. Они не известны стране так, как заслуживают они и Дело, которому они служили.
Туполев, Яковлев, Ильюшин, Антонов, Петляков, Мясищев, Бериев, Миль, Микоян, Камов, Люлька, Климов, Микулин, Королев, Глушко, Янгель, Челомей, Макеев, Непобедимый, Уткин, Грабин, Котин, Кошкин, Токарев, Калашников. Эти и еще немало других славных имен наших конструкторов ракетной, авиационной, оружейной техники известны широко.
И вполне заслуженно.
Но ведь и академики Негин и Забабахин, физик Щелкин, конструкторы Духов, Фишман, Гречишников, Кочарянц, генералы Зернов и Музруков тоже достойны большой исторической известности. Все знают имя руководителя «Манхэттенского проекта» — атомного проекта США, генерала Лесли Гровса. А ведь роль того же Павла Михайловича Зернова в русском атомном проекте эквивалентна роли Гровса в американском.
Инженер Фишман — фигура из того же ряда, в котором стоят те, кто упомянут выше в ряду знаменитых оружейников. Ведь со многими из них он десятилетиями сотрудничал на равных. И они его на равных воспринимали. Потому что очень уж важным — жизненно важным для России — делом занят был он и его коллеги-оружейники «секретно знаменитого» Средмаша.
Вот для того, чтобы Страна лучше знала своих Героев (а через них — и себя!), и написана эта книга.
ФИШМАН был всегда человеком действия. Ученый может позволить себе роскошь быть лишь человеком мысли, научной идеи. Ученый думает для того, чтобы что-то понять, чтобы еще лучше и глубже думать. Юлий Борисович Харитон однажды на встрече с молодыми специалистами «Объекта» на вопрос о том, что такое счастье, задумался, а потом ответил: «Это когда что-то не понимаешь, бьешься-бьешься, и вдруг — поймешь».
Прекрасный ответ, однако для инженера понимание — лишь первый шаг к действию. Инженер думает для того, чтобы потом лучше, умнее, безошибочно действовать. А Давид Абрамович был Инженером и Конструктором с большой буквы.
Но сказать так, еще не значит сказать все!
Можно ведь дать и другой портрет Фишмана.
Ну, например.
Человек в целом положительный, но — чересчур консерватор. К новому относился подозрительно, мыслить широко не умел, боялся. То ли дело — Негин! Вот кто умел увидеть и поддержать перспективную физическую идею, а Фишман мог годами не здороваться с человеком, который проявил независимость мнений.
«Спору нет, — скажет кто-то, — Фишман много сделал для надежности зарядов, в мелочах был тщателен, но был не всегда объективен — поддерживал тех, кто ему не перечил, а тех, кто шел поперек, не признавал, а в итоге удачные решения перехватывали уральцы. Любимчиков, к тому же имел, и не всегда толковых.»
Что самое забавное: подобный портрет не будет пасквилем, клеветой или даже карикатурой, он достаточно верен, но он — очень неполон.
И очень многое не берет в расчет.
Нечто подобное написанному выше я услышал от очень уважаемого (в том числе и лично мной) и очень заслуженного, пользуясь образом писателя Русова, «коловертца» — теоретика с «21-й площадки», как говорят во ВНИИЭФ.
Видное из разных концов города, белое здание теоретических секторов возвышается своими десятью этажами над подступающим к нему лесным массивом. Здесь сконцентрирована научная мысль «Объекта», здесь рождается замысел, физическая схема — идеальная, висящая в идеальном вакууме.
Однако реальная конструкция, состоящая и из «самого легкого в мире железа» — бериллия, и из «просто» «железа», а точнее — стали, и из «самого тяжелого в мире железа» — плутония, и много еще из чего, эта конструкция уже не повисает в вакууме. Она существует в плотной атмосфере суровой реальности. И ее, между прочим, изготавливают не боги, а, хотя и квалифицированные, но обычные рабочие. И собирают не доктора наук, а слесари-сборщики. При этом у них, хотя они и понимают важность процесса, могут порой и руки трястись. Мало ли что! Внук вот родился — вчера. А сегодня — сборка.
Теоретику помнить об этом нужды нет. Его дело — мысль! Реализация мысли в конструкции — дело «каминчанина», конструктора. Но именно потому, как учил «консерватор» Фишман, конструктор ядерного заряда не имеет права на отрицательный результат. И под этим Фишман понимал не то, что конструктор-зарядчик обязан стремиться к такому положению дел, когда отрицательный результат крайне маловероятен, нет. Коллектив конструкторов ядерных и термоядерных зарядов вообще не имеет права на отрицательный результат! При всех мыслимых и немыслимых неожиданностях и «форс-мажорах» заряд, с одной стороны, не должен несанкционированно взрываться в «штатном» режиме, а с другой стороны он обязан в условиях жесткого противодействия обязательно взрываться в «штатном» режиме при санкции на подрыв.
И это, знаете ли, сказать легко, а обеспечить это — ох, как непросто!
Мелкая ошибка малоопытного сборщика, и огромная ракета-носитель «Протон» летит, взрываясь, «за бугор».
ЧП, катастрофа, трагедия?
Несомненно.
Но когда взрывается «тяжелая» ракета, это взрыв ну — ста, ну двухсот, трехсот тонн топлива.
А если взрывается двадцать тысяч тонн в тротиловом эквиваленте?
А если — двести тысяч тонн?
А если — два миллиона тонн?
Нет уж, тут, пожалуй, лучше перестраховаться.
Ракетчик Сергей Королев исповедовал принцип: «Семью семь раз отмерь, семью семь — проверь, семь раз перепроверь, а только потом отрежь.» И это — по отношению к конструкции, потенциально опасной в размере сотен тонн, а не сотен килотонн.
Насколько же осторожнее должен быть Главный конструктор-зарядчик!?
Академик Негин был крупной и заслуженно заслуженной фигурой, но вспомним только те две «форс-мажорные» ситуации, которые описаны в книге, — сомнения в прочности конструкции этапного термоядерного заряда РДС-37 в 1955 году и не пришедшую на финиш головную часть МБР Р-36 с макетом термоядерного заряда в 1967 году. В обоих случаях отдуваться пришлось не Главному конструктору Негину, а его заму Фишману.
Только две критических ситуации, а сколько их было? И каждый раз в «передовой линии» — под пулями, так сказать, оказывался не кто-то, а Фишман.
С годами его фамилия стала уже не столько фамилией, сколько понятием, обозначением некой уникальной должности, называющейся его фамилией. И на человека в должности «Фишман» сваливалась (а, точнее — на него сваливали) при конструкторских «форс-мажорах» не просто основная доля ответственности.
На него сваливали всю ответственность!
Станешь тут консервативным.
Повезти — до поры до времени — может и авантюристу. Обращаясь к аналогиям из истории, можно вспомнить и Наполеона, дошедшего до Москвы, и Гитлера, дошедшего не только до Москвы, но и до Сталинграда.
