Это — НКС-2 Терлецкого, отвечающего непосредственно за заряд. И из конструкторов только Терлецкий и его люди знали физическую схему заряда — для остальных она была таинственным «черным ящиком».
А был и НКС-1 Турбинера, отвечающего за корпус бомбы. Тогда, в конце сороковых годов, у стратегического ядерного оружия мог быть только один носитель — авиационный, а конкретно — тяжелый бомбардировщик Туполева Ту-4. Соответственно, ядерный боеприпас мог быть тоже лишь одного типа: авиационная бомба. Собственно, КБ № 11 и делало ее, включая баллистический корпус, систему автоматики подрыва и прочее. И в постановлении Правительства, подписанном Сталиным, говорилось о бомбе.
Но «сердцевиной» ее был, конечно, сам заряд.
То, что этот заряд будет установлен в некую авиационную бомбу РДС-1, было ясно с самого начала. Поэтому разработка баллистического силового корпуса, подвеска заряда в нем, общая компоновка изделия, проблемы сброса с носителя, то есть, то, чем занимался сектор Турбинера, были очень важными составляющими общей задачи. Но, все же, — не самыми «мутными», не самыми непонятными, не самыми пионерскими.
Тем не менее, как водится, бросается в глаза прежде всего то, что лежит перед глазами. В нашем случае это — внешние обводы Бомбы, ее корпус. И не Терлецкий брал «узел» Турбинера, чтобы вкомпоновать его в свой, а, напротив, Турбинер встраивал в общую конструкцию «узел» Терлецкого, приборы Кочарянца и т. д.
Так что формально Бомбу делал Турбинер — потому что он вел общую ее компоновку и, как считал он сам, вел «первую скрипку». К тому же, с февраля 1948 года Виктор Александрович стал начальником Терлецкого и официально — по предложению Турбинера три конструкторских сектора были преобразованы в единую структуру. И Турбинер возглавил конструкторский сектор в составе трех конструкторских отделов (№ 1 Н.Г. Маслова, № 2 Н.А. Терлецкого, № 3 С.Г. Кочарянца), отдела № 4 С.И. Карпова и группы нормализации и стандартизации Д.М. Урлина.
Конструкция собственно атомного заряда по-прежнему разрабатывалась в отделе Терлецкого, куда и был направлен Фишман по прибытии в КБ-11. К тому моменту, судя по всему, уже сформировался конфликт «Турбинер — Терлецкий», начавшийся как конфликт «НКС-1 — НКС-2».
Но это было лишь прологом! Практически одновременно с приходом Давида Абрамовича на «Объект» к атомным конструкторским работам был привлечен известный танковый конструктор Духов, один из ведущих участников танковой уральской эпопеи.
10 июня 1948 года в Москве, в Кремле, Председатель Совета Министров Союза ССР И. Сталин подписал, а Управляющий делами Совета Министров СССР Я. Чадаев контрассигнировал (скрепил) своей подписью Постановление СМ СССР № 1991-775 сс/оп «Об укреплении КБ-11 руководящими конструкторскими кадрами». Буквы «сс/оп» означали «Совершенно секретно — Особая папка», а КБ-11 было многоликим в своих функциях сверхсекретным «Объектом», единственной задачей которого было тогда решение советской Атомной Проблемы.
Постановление предписывало Министру Вооруженных сил СССР Булганину откомандировать в распоряжение Лаборатории № 2 АН СССР Николая Леонидовича Духова на должность заместителя Главного конструктора КБ-11 с одновременным вводом его в Научно-технический совет при Лаборатории № 2 АН СССР по вопросам КБ-11.
Постановлением на Духова (а также на одновременно с ним направляемого на «Объект» капитана 1 ранга Владимира Ивановича Алферова) распространялись особые условия «в части оставления их в кадрах Советской Армии и материального обеспечения». В назначении Духова, очевидно, сказалось то, что его хорошо знал директор КБ № 11 Павел Михайлович Зернов. Знал еще с войны, с Урала.
Так сорокачетырехлетний конструктор тяжелых танков Духов волею судеб и распоряжением Сталина попал в первые советские «бомбоделы». И вскоре конфликт, начавшийся как конфликт «НКС-1 — НКС-2» и продолжившийся как конфликт «Турбинер — Терлецкий», окончательно оформился уже как конфликт «Турбинер — Духов»…
НИКОЛАЙ Леонидович Духов безусловно сыграл положительную роль в окончательном становлении КБ-11 и в создании того стиля работы в КБ, который во многом воспринял и культивировал впоследствии Давид Абрамович, поэтому рассказ о Духове — как и о других коллегах Фишмана — в этой книге вполне уместен.
Как создатель бронетанковой техники Николай Леонидович был к тому времени не только сложившейся, но и заслуженно признанной, крупной фигурой, Героем Социалистического Труда. За более чем полтора десятка лет до этого, после окончания в 1932 году Ленинградского политехнического института, молодого полтавчанина направили на
Кировский завод. Там он с головой ушел в тракторостроение, а затем его взял к себе знаменитый танковый конструктор Жорес Котин. И уже в 1938 году Духов назначается ведущим конструктором танка КВ («Клим Ворошилов»). А в 1939 году он впервые в своей жизни становится заместителем Главного конструктора. Пока что — «танковым».
Война для Духова, как и для Фишмана, для Гречишникова, была круглосуточной работой
— он провел ее на Челябинском тракторном заводе (завод № 100), где строил танки. С 1943 года Николай Леонидович — Главный конструктор завода и в том же году удостоен звания Героя Социалистического Труда. Как вспоминал сам Фишман, там-то, в Челябинске, Гречишников и познакомил его с Духовым — в 1945 году.
С 1944 года Духов одновременно с работой на заводе возглавлял кафедру гусеничных машин Челябинского политехнического института, а после войны генерал-майор Духов опять возвратился к тракторам. Его заботой стал пахотный трактор С-80. В это время к Духову приходит широкая всесоюзная известность, его портреты печатаются в газетах и журналах. Однако длилось это недолго — Духова направляют в распоряжение «атомного» Первого главного управления, и он до конца жизни оказывается на строжайшем «секретном листе». Начинается «бомбодельный», самый тихий по публичной известности и самый громкий по глобальным результатам, этап профессиональной и человеческой судьбы и Духова, и его коллег военного времени, оказавшихся в КБ-11.
А ЧТО ЖЕ Турбинер?
Виктор Александрович Турбинер был опытным и знающим инженером. К моменту его подключения к атомным работам Турбинеру исполнилось 35 лет (он родился в 1910 году в Екатеринославе-Днепропетровске), и его конструкторская деятельность началась в 1933 году, параллельно с учебой в МВТУ имени Баумана. С 1937 года Турбинер — конструктор, затем — начальник сектора, а еще позднее — главный конструктор Опытного завода Наркомата авиационной промышленности СССР. По служебным делам ездил в тридцатые годы в США, а с 1945 года стал начальником специального конструкторско-технологического бюро Московского авиационного завода № 165. Приглашение его в КБ-11 было вполне логичным и оправданным. Как это происходило конкретно, сейчас установить трудно, но есть основание предполагать, что не обошлось без участия непосредственно Курчатова и Харитона — как-никак речь шла о принятии «в компанию» новой фигуры не последнего значения.
Так или иначе, вклад Виктора Александровича в решение Атомной Проблемы — бесспорен и реален, и это однозначно видно из ныне рассекреченных документов. Увы, вышло так, что десятилетиями о нем не знали даже новые поколения оружейников-конструкторов. Очевидно, сказалось сочетание целого ряда неоднозначных факторов. Но, зная дальнейшее развитие событий, сегодня можно сказать, что уход (или — точнее, «увод») Турбинера на второй план был обусловлен скорее объективными обстоятельствами, а не чьим-то волюнтаризмом.
