К сказанному можно прибавить, что надо было сразу же учитывать требования к возможной войсковой эксплуатации (обслуживание, транспортирование, контрольные проверки, разборку и т. п.).
В РАЗРАБОТКЕ конструкции первой термоядерной бомбы РДС-6с «первую скрипку» вел, пожалуй, Владимир Федорович Гречишников — удивительный человек, судьба которого также прекрасно выявляет роль инженера в Атомной Проблеме.
Гречишников прожил чуть более сорока лет, буквально сгорев на работе. И, возможно, лишь ранняя смерть (уже на Урале) не позволила ему стать самой значительной конструкторской фигурой в истории советского зарядостроения. Он просто не успел сделать всего, что мог, не успел создать собственной прочной конструкторской школы, но память о себе оставил, что-то передав от себя и своему другу-ровеснику Фишману.
Заместитель Главного конструктора зарядного КБ ядерного центра на Урале, в «Челябинске-70»-Снежинске, Петр Иванович Коблов начинал в Сарове, а потом был переведен на Урал. Позднее он вспоминал:
«Мне выпало счастье долгие годы работать с Давидом Абрамовичем и с Владимиром Федоровичем. Это, безусловно, — главные наши учителя-конструкторы. Не случайно Давид Абрамович при встречах всегда вспоминал Владимира Федоровича. Нам, их ученикам, не всегда легко было пользоваться их наставлениями. Например, Давид Абрамович рекомендует: «Конструируй на умеренных параметрах». А Владимир Федорович: «Только чрезмерные усилия плодотворны, умеренные — никогда!».»
Имея в виду будущее, надо сказать, что по «интегралу» наиболее крупным «атомным» конструктором, Конструктором № 1 СССР, стал Давид Абрамович. Ему предстояло возглавить работы и по развитию зарядного КБ-1, и по созданию современного конструкторского и системного облика зарядов, и по формированию динамичной и энергичной конструкторской школы зарядчиков ВНИИЭФ.
У Фишмана впереди было несколько десятилетий, у Гречишникова — как оказалось, лишь несколько лет. И в РДС-6с он вложил много ума и души. Однако большие успехи в инженерном деле всегда достигаются сообща, так что вклад Фишмана в РДС-6с тоже был велик. Кроме прочего, особые требования к сборке, к безопасности работ вынуждали конструкторов самим проектировать оборудование и оснастку для окончательной сборки, а тут Давид Абрамович был незаменим и как эксперт, и как конструктор.
К тому времени в КБ-11 сложилось особое — творческо-производственное, сообщество людей, вместе уже много поработавших, немало переживших и намеренных работать и в будущем много и сообща. Со Щелкиным, например, Фишман впервые познакомился в Москве, в столичном представительстве «Объекта» на Цветном бульваре, 12, а потом только в полетах в общие командировки они налетали вместе не один десяток тысяч километров. И уж точно съели вместе не один пуд соли как и с Духовым, с Харитоном.
С Давидом Альбертовичем Франк-Каменецким — одним из ведущих тогда теоретиков, Давид Абрамович гулял на лыжах, с порывистым Георгием Флеровым сражался на теннисном корте. И все это вместе: работа, отдых, споры и конфликты, общие удачи и общая ответственность сплавлялись в единый стиль жизни. Единый тем более, что основную часть суток занимала, все же, работа. И уж она-то объединяла крепче и теснее, чем любое общее «хобби».
В работе над РДС-6с это единение проявлялось в полной мере, в том числе, наверное, и потому, что главный «хозяин» физической схемы — Андрей Дмитриевич Сахаров — был абсолютно чужд официальщины и склонности к формальной стороне взаимоотношений. По всем проблемам шли откровенные и подробные обсуждения с участием Харитона, Щелкина, Сахарова, причем очень молодого тогда Геннадия Соснина удивляло — как он позднее признавался — «с какой детализацией на таком высоком уровне рассматривались все вопросы. и принимались конкретные решения по конструкции».
А лауреат Ленинской премии Виктор Михайлович Воронов, один из учеников Фишмана, напишет о тех же днях так:
«К нам часто захаживали по вопросам конструирования узлов заряда К.И. Щелкин, Я.Б. Зельдович, Е.И. Забабахин, В.А. Давиденко и другие. Рабочим местом их был письменный стол Давида Абрамовича, за которым они тихо, так, чтобы не мешать конструкторам, решали возникающие проблемы.
Частыми гостями также были А.Д. Сахаров и молодые сотрудники теоретического отдела, технологи завода. Это было время, когда КБ-11 приступило к разработке первой термоядерной (водородной) бомбы РДС-6.
Запомнился такой курьезный эпизод. Телефонный звонок. Трубку берет чертежница Роза Скорочкина. Она работает в нашей группе недавно — месяц, другой. Спрашивают Давида Абрамовича. Роза отвечает: его нет. На другом конце провода просят, чтобы он позвонил Харитону. Роза спрашивает: «А как ваша фамилия?» Ответ: «Харитон». Роза: «Я понимаю, что Вы Харитон, а фамилия ваша?».
Мы потом долго все смеялись.
А Розе объяснили, что Харитон — это не имя, а фамилия».
Да, фамилия Харитона тогда мало что говорила кому-либо даже на «Объекте» за пределами ограниченного круга посвященных. В его удостоверении Героя Социалистического Труда не было даже фото — фотографию заменял штамп: «Действительно без фотографии». Позднее такое же — без фото — удостоверение Героя Труда получит и сам Фишман.
Харитон был тщателен и точен, и тон задавал он — «ЮБ». Однако общий психологический и профессиональный фон обеспечивался всеми — уж очень интересным и увлекательным делом занимались они тогда. Возникал местный профессиональный «сленг», формировались понятие «Зоны». «Зона» — это то место, где мы работаем, а все остальное — «Большая Земля».
И хотя жили они не на острове, выражение «Большая Земля» возникло не случайно — высшая секретность отделяла их работу от остальной жизни страны не менее заметно, чем водная гладь отделяет остров от материка. Но это не было некой разновидностью комфортного заключения. Да и вообще тогда далеко не все происходило так, как это пытаются сейчас иногда изображать. А точнее — все тогда происходило не так — даже с пресловутым «использованием труда заключенных» или с якобы «гонениями на кибернетику». Скажем, в еще «сталинско-бериевском» 1953 году в СССР начала работать первая отечественная ЭВМ «Стрела», на которой выполнялись расчеты по РДС-6с. И ничего удивительного в том не было — кибернетика отвергалась в СССР как принцип управления социальными, а не вычислительными процессами.
1953 год для КБ-11 вообще планировался очень насыщенным — кроме испытаний «водородной» бомбы необходимо было обеспечить три испытания новых атомных бомб со сбросом их с самолетов-носителей. Велись работы и по баллистическому корпусу для РДС-6с. Заряд еще не был не то что испытан, а даже изготовлен, а уже готовились первые технические задания на оборудование бомбового отсека дальнего реактивного бомбардировщика Ту-16 под эту супер-бомбу.
Историческая справка
Первый одноступенчатый термоядерный (водородный) заряд РДС-6с был испытан в стационарных условиях на башне 12 августа 1953 года. Это был четвертый по счету ядерный взрыв, произведенный в СССР.
В дальнейшем по той же физической схеме и в тех же габаритах КБ -11 разработало водородный заряд для авиационной бомбы, получивший обозначение РДС-27, который был успешно испытан 6 ноября 1955 года бомбометанием с Ту-16. Авиабомба с зарядом РДС-27 была передана на вооружение ВВС и стала первым войсковым термоядерным боеприпасом.
