Был Завенягин, было много ученых во главе с Курчатовым и Харитоном, в том числе Евгений Аркадьевич Негин. В число руководителей испытаний входил и академик Николай Николаевич Семенов — тогда директор Института химической физики АН СССР.
Фишман остался в Сарове — замещать Харитона. И тут комментарии, пожалуй, излишни — даже с учетом того, что почти «весь Объект» отбыл на испытания, в таком факте отразился растущий вес Фишмана в оружейном деле.
Однако Давиду Абрамовичу пришлось все же — в последний раз — войти в знакомый «ДАФ» на аэродроме Жана-Семей.
И вышло это так.
ДО ИСПЫТАНИЙ РДС-37 на «Двойке» были проведены первые — предпраздничные, так сказать, испытания «водородной» авиабомбы на основе конструкции РДС-6с — менее мощной, но более удобной по ряду параметров для эксплуатации в войсках. По этому «изделию» (РДС-27) много поработал теоретик Михаил Петрович Шумаев (он стал Героем Социалистического Труда в 1975 году уже на Урале), и неофициально коллеги называли бомбу «Шумаевкой»…
На испытания ездил с эшелоном Виктор Михайлович Воронов — тогда совсем еще молодой. Смеясь, он вспоминал, как эшелон сделал остановку в Первоуральске, и членам экспедиции разрешили размять ноги на перроне. Всех удивила полная пустынность перрона — ни одного человека! Впрочем, причина такого странного равнодушия аборигенов к выгодам железнодорожного транспорта выяснилась скоро. Дойдя до края перрона, откуда был виден краешек привокзальной площади, Воронов обнаружил, что она забита народом! Увы, это был вариант «бдительности» по сюжету то ли басни Крылова «Демьянова уха», то ли басни Крылова же «Пустынник и медведь».
Испытание РДС-27, приуроченное к годовщине Октября, состоялось 6 ноября 1955 года. На высоте 12 тысяч метров экипаж нового, принятого на вооружение в 1954 году, реактивного самолета-носителя Ту-16, командиром которого был Владимир Федорович Мартыненко (впоследствии — Герой Советского Союза) начал приготовления к боевой работе. Летчики разгерметизировали кабину (чтобы не вылетели стекла от ударной волны взрыва), зашторили иллюминаторы, предохраняясь от светового излучения, и произвели сброс.
Взрыв был подстать фамилии Шумаева — звуковая волна от него была слышна на расстояниях до 350 километров!
Итак, все прошло успешно, и началась подготовка к главному — испытаниям РДС-37. И вот тут, за считанные дни до назначенного срока — примерно 17–18 ноября, Фишману позвонил из Москвы Николай Иванович Павлов. Павлов — тогда начальник Главного управления проектирования и испытания ядерных боеприпасов Минсредмаша, передал срочное приказание Курчатова вылететь на полигон в связи с неожиданной болезнью Харитона (у того в носу образовался большой нарыв).
Вообще-то, раз уж на «Двойке» были «все», можно было, казалось бы, обойтись и наличными на полигоне силами. Но — вот же, Курчатов требовал Фишмана. И Давиду Абрамовичу пришлось вылететь в Москву, где его ожидал последний самолет, отправляющийся на полигон с Н.И. Павловым, заведующим оборонным отделом ЦК КПСС Н.Д. Сербиным и группой приглашенных на испытания Главных конструкторов оборонной техники, среди которых был и ракетчик Сергей Павлович Королев.
Присутствие Королева было отнюдь не случайным и не парадным: постановлением Правительства конструкторскому бюро Королева поручалась разработка первой советской межконтинентальной баллистической ракеты (МБР) Р-7 с ядерным боевым оснащением — термоядерным зарядом мегатонного класса. И вопрос этот становился очень острым — к тому времени для сдерживания США одного факта наличия у СССР термоядерного заряда оказывалось недостаточно. Нас все плотнее и гуще окружали авиационные базы США, размещенные в соседних с СССР или близких к нам странах Европы и Азии.
Геополитическое положение России принципиально отличается от положения США: мы — держава континентальная, Америка — океанская. А тут еще и сеть зарубежных баз США вокруг СССР. Поэтому Америка даже в конце пятидесятых годов полагалась на свои евро-бомбардировщики. Россия же лишь после принятия на вооружение межконтинентальной ракеты могла бы по-настоящему избавиться от угрозы эффективного ядерного шантажа. Сказанное — не домысел и не пропаганда, а факт мировой истории.
Советская ракетно-ядерная система с межконтинентальной досягаемостью отрезвляла бы агрессивные головы в Америке надежнее любых грозных слов, и разработка Р-7 мыслилась как ответ на недвусмысленную опасность со стороны именно Соединенных Штатов. Сам термин «межконтинентальная» появился позже, а тогда в профессиональной среде чаще говорили «трансатлантическая». Независимо от реальной траектории ракеты — через Тихий или Атлантический океаны, в таком названии сразу был обозначен «американский» оттенок, поскольку термин «трансатлантический» всегда подразумевал путь из Европы в Америку.
Формирование общего облика заряда для Р-7 шло совместно в КБ-11 и ОКБ-1 Королева. Главным моментом тут были жесткие габаритно-массовые ограничения на заряд, обусловленные энергетическими возможностями баллистической ракеты-носителя. МБР выводила заряд фактически в космос, а уж оттуда он — не имея нужной скорости для того, чтобы стать искусственным спутником Земли — падал обратно на Землю как камень. Но падал в точке, отстоящей от места старта на многие тысячи километров и находящейся на территории Америки.
Заряд РДС-37 заранее рассматривался как прототип заряда для головной части (ГЧ) Р-7, и Главный конструктор ракет Королев был на ядерном полигоне отнюдь не лишним.
Историческая справка
Разработка заряда для первой МБР Р-7 была задана Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Технический облик конструкции заряда определялся совместно с ОКБ-1, возглавляемым Главным конструктором Сергеем Павловичем Королевым.
После успешного испытания экспериментального заряда РДС-37 началась подготовка к встрече специалистов КБ-11 с С.П. Королевым. По исходным данным ракетчиков, полученным из ОКБ-1, были проведены компоновки и расчеты по новому заряду на схеме РДС-37. К тому времени Д.А. Фишман уже был заместителем начальника сектора 5 по научной части, и им персонально осуществлялось руководство всеми работами по проблеме. Проектные проработки показали, что для обеспечения ранее согласованной массы головной части (ГЧ) требуется уменьшить массу заряда по сравнению с РДС-37 на 600–700 кг. Совещание в ОКБ-1 состоялось в начале 1956 года. На нем были обсуждены принципиальные вопросы разработки головной части ракеты Р-7. В совещании участвовали:
— от ОКБ-1 С.П. Королев, К.Д. Бушуев, И.С. Прудников, B. Ф. Садовый;
— от КБ-11 Ю.Б. Харитон, А.Д. Сахаров, Д.А. Фишман, C. Н. Воронин, Е.Г. Малыхин;
— от КБ-25 Н.Л. Духов, В.А. Зуевский, С.Г. Перерушев, Г.А. Софронов;
— от ГУ-5 МСМ Н.И. Павлов, С.Н. Шишкин, Н.И. Бахчевников.
Договаривающие стороны установили оперативный режим постоянных контактов ведущих специалистов ОКБ-1, КБ-11 и КБ-25 с докладами С.П. Королеву о результатах совместных работ. Практически это означало: вначале — работа и совещание в ОКБ-1, затем — протокол с взаимными обязательствами на одну-две недели цикла.
