Вот еще одно фишмановское наставление, которое я услышал не от самого Фишмана — мне общаться с ним приходилось нечасто, тем более — один на один, а от одного из талантливых учеников школы Фишмана Николая Георгиевича Кожухаря:
«Если вы сделаете что-то не в срок, но качественно, то вас поругают, и забудут. А если вы сделаете быстро, но ошибетесь — это будут помнить всегда».
В горькой, увы, правоте такого вывода время от времени приходится убеждаться всем людям действия, занятым серьезным делом. Но — что говорит о великодушии и широте подхода Фишмана — он вооружал подобными мыслями своих подчиненных, то есть тех, от кого он был вправе требовать только сроков и сроков! Конечно, это не значит, что Давид Абрамович — жизнь есть жизнь — не «жал» на них в случаях цейтнота. Но сам же, наставляя их таким образом, давал им в руки возможность разумного ответа и оправдания.
Главное же — он давал понять, что торопливость конструктору такой особо важной конструкции как ядерный заряд противопоказана абсолютно!
«Не отступай от своего решения, если оно не ведет к ошибке. Но и не отпускай далеко по времени выявление и устранение ошибок. Хотя бы задним числом проверяй то, что решено интуитивно. Знай меру прогресса и консерватизма, умело сочетай их».
И это — тоже далеко не банальность. Заранее никто не стремится к ошибочным решениям, однако их, увы, принимают. Но это бы — полбеды! Беда тогда, когда в ошибках упорствуют, причем иногда даже тогда, когда ошибка становится очевидной.
Натерпевшись от заумных настроений и «сверху», и «снизу», и «сбоку», Давид Абрамович как-то записал в блокноте на смеси русского и украинского: «Эгоизм и конструирование… Хоть гириле, абы иниле» («Хоть хуже, лишь бы — по-другому)».
К слову, Давид Абрамович нередко подчеркивал: «Мы, русские.», имея в виду то, что «русский» звучит особенно гордо и ответственно. Но украинцу Михаилу Кириченко мог добродушно сказать: «Мы з тобою, Мыхайло, украинци». Ведь все молодые годы: детство, отрочество, юность Фишмана, прошли там — на ласковой Украйне.
Бывало, Давид Абрамович советовал: «Время необратимо! Не дави себя мелочами. Не обсуждай глупость, пройди мимо. Умей слушать, но — не демагога». И еще одно: «Имей свое мнение и предложение. Играй свою игру».
В архиве Фишмана сохранились записи — увы, черновые — которые он назвал «Очерками конструирования». С некоторыми мыслями из этих очерков я не могу читателя не познакомить — ведь это размышления о сути конструирования человека незаурядного, выдающегося, атомного конструктора № 1.
Итак: «Умное решение, мудрое решение — взаимосвязь.
Для того чтобы принять мудрое решение, необходимо опираться на наличие умных решений. Только тогда возможно искать оптимум в сочетании с другими, пусть и не самыми лучшими (умными) решениями. А это и есть проявление мудрости.
Отсюда следует, что обязательно должны быть люди, занятые поисками самых умных решений — независимо от чего-либо.
Мудрость — это своеобразное проявление ума, более высокого и сложного его варианта, способного найти оптимум во взаимосвязи и субординации явлений. Т. е. проявление именно диалектического подхода. Энгельс — «Диалектика природы»…
Диалектика — это не только взаимосвязь явлений, но и, прежде всего — субординация явлений.
Наука не знает отрицательных результатов. Отрицательный результат — это тоже результат. Будем знать, что так нельзя делать. У конструктора другое дело: его деятельность на стадии завершения не имеет права на отрицательный результат.
Особенно опасно, если [просчет] объявляется не сразу, а только в процессе эксплуатации — ошибка конструктора приводит к потере темпа, потере времени. А время, как известно, необратимо, и наверстывать его можно только за счет мобилизации смежных коллективов производства, технологов, снабженцев и т. д. Процесс конструирования — это, как правило, процесс альтернативный. Поиск альтернативы надежной.
Многим ненастоящим конструкторам этот этап кажется неинтересным, не хватает сил и тщательности. Процесс рождения конструкции от идеи — через разработку. И, наконец, иногда самая сложная и тяжелая стадия на завершающем этапе — доводка.
Иногда, а вернее, как правило, в этот момент необходимо проявить много воли, выдержки, чтобы защитить и отстоять конструкцию. Это — очень трудный и изнуряющий процесс, требующий большого нервного напряжения и воли конструктора. Часто приходится защищать от людей, обильных все новыми и новыми идеями, но плохо знающих, что такое умение довести конструкцию до «ума», т. е. до финала. Это — колоссальная техническая работа».
Надо сказать, что сдерживать ретивых «энтузиастов» Давиду Абрамовичу приходилось не раз и не два. Так что его наставления коллегам были написаны, если и не кровью, то — немалым потом неоднократных дискуссий по разным поводам.
СПОРИЛИ тогда много и о том, какова роль конструктора в разработке ядерных зарядов. Многие физики-теоретики считали конструкторов заряда чем-то вроде переводчиков на «язык» производства физической схемы, задуманной и теоретически рассчитанной физиками. В наиболее крайней форме такой подход проявился в заявлении Бориса Васильевича Литвинова — Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской премии, Главного конструктора зарядов ВНИИТФ с 1961 по 1996 годы. Литвинов считал: «Главный конструктор ядерных зарядов всегда должен быть физиком, и физиком высокой квалификации. Ядерный заряд — это физическая установка. Там ничего не происходит, кроме физических процессов. Это все физика.»
Конечно же, это не так.
Все, что происходит в материальной сфере, физика: от заполнения напитком кружки кофе до полета космической ракеты. Но подчиняется эта физика человеку только тогда, когда она воплощена в конструкцию.
Ученики Фишмана это понимали хорошо. Давида Абрамовича уже не было в живых, и один из его учеников — начальник группы в зарядном КБ-1 Вадим Алексеевич Коротков, ныне, увы, тоже покойный, написал о Фишмане статью. Отрывок из нее я привожу ниже.
Коротков писал:
«Разработка ядерного заряда — процесс весьма сложный и многогранный. Более чем сорокалетняя работа конструктором-ядерщиком позволяет мне, пожалуй, коснуться этого вопроса.
Изначально творчество конструкторов терялось на фоне впечатляющих успехов физиков. В сущности же, и физсхема, и конструкция — это результат единого творческого процесса. Лишь условно этот процесс можно разделить на два этапа. Один идет от физической схемы и завершается расчетно-теоретическим обоснованием физсхемы.
Второй «оживляет» физсхему, адаптируя ее к реальной жизни, реальным возможностям. И уже на основе такой «заземленной» схемы конструкторы разрабатывают конструкцию заряда, который можно изготовить, эксплуатировать и применять по назначению.
В физсхеме все идеально: элементы схемы «висят» в воздухе, их размеры не имеют допусков, характеристики материалов взяты из книг, оболочки не имеют разъемов и т. д. Конструкция реальна. Детали опираются друг на друга по опорным зонам, их размеры и плотность колеблются в определенных пределах, оболочки разделены на части. Конструкция «дышит» в ритме изменения температуры окружающей среды, она стареет со временем. Ее пронизывают силовые поля и вибрации, а также собственная радиация. Ее нужно защищать от коррозии, делать стойкой к аварийным воздействиям.
