Бессмысленно рассуждать: что здесь более важно? Это — единый творческий процесс.»
Коротков не занимал больших руководящих постов, он был, что называется, одним из конструкторских «ванек-взводных». Но, как и большинство его товарищей «по цеху», питомцев школы Фишмана, он хорошо знал и понимал свой маневр.
Мысль о том, что каждый-де солдат должен понимать свой маневр — стара, и давно стала общим местом. Но часто ли на деле не только солдаты, но и фигуры повыше, понимают свой «маневр»? И часто ли большие руководители искренне и повседневно заботятся о том, чтобы их подчиненные — сверху донизу, понимали этот пресловутый «маневр»? А вот зарядчики, воспитанные в школе Фишмана, свой маневр понимали! В немалой мере благодаря Фишману они формировались как люди мыслящие, ищущие (то есть — профессионально любопытные и любознательные), не боящиеся не только иметь свое мнение, но и публично его высказывать.
Да не в «курилке», а на совещаниях!
Нельзя сказать, что Давид Абрамович просто-таки обожал критику «снизу» — он ее не очень-то любил, но он ее не только допускал, но поощрял! Открытость дискуссии была нормой, и нижестоящий знал, что его откровенность не станет причиной грубого окрика или «разноса», а, напротив, может стать в перспективе поводом для карьерного роста.
Крик и даже резкость тона вообще были не в ходу в зарядном КБ-1 — элемент администрирования внешне отсутствовал, и это шло от Фишмана и осталось после него. Между прочим, в КБ-2, которым руководил Самвел Григорьевич Кочарянц, порядки были иные, несмотря на предельный демократизм Первого зама Кочарянца — Юрия Валентиновича Мирохина, личности редкостно незаурядной.
Выходной «продукцией» КБ-2 был ядерный боеприпас с зарядом КБ-1, и сотрудничество обоих КБ было тесным и повседневным, так что разница бросалась в глаза сразу: Кочарянц был весьма и весьма авторитарен, и не всегда в том прав, а в КБ-1 обходились без, так сказать, швыряния чернильницами по строптивым подчиненным.
ФИШМАН и его ученики сотрудничали с разработчиками практически всех отечественных ракетных систем и авиационных носителей ядерного оружия, со всеми видами и родами Вооруженных Сил СССР. Фишман имел дело с С.П. Королевым и А.Н. Туполевым, с М.К. Янгелем и В.Ф. Уткиным, с В.П. Макеевым, А.Д. Надирадзе, С.П. Непобедимым, П.Д. Грушиным, Л.В. Люльевым и другими выдающимися конструкторами и учеными оборонной сферы.
У каждого были свои традиции, подходы, взгляды, требования, и было важно с каждым не потерять своего лица, отстоять — не нахрапом, не амбициями, а аргументами и деловыми соображениями, свои интересы, а точнее — интересы дела.
У последней задачи — отстоять себя и свою позицию, был, впрочем, и внутриинститутский аспект. Конструкторы-зарядчики в системном отношении находятся на стыке практически всех ответвлений разработки ядерного заряда, включая его размещение в боеприпасе. У зарядчиков есть собственные сложные и оригинальные задачи, но кроме того они тесно взаимодействуют с физиками-теоретиками и газодинамиками (хотя структурно газодинамический сектор 03 входил в состав КБ-1, он стоял, все же, особняком), с материаловедами и технологами, с коллегами «бэчистами» (от БЧ — «боевая часть») из КБ-2. И тут тоже было важно уметь «играть в свою игру», но — не «заигрываясь».
Фишман и его ученики это умели.
Надо сказать, было у Давида Абрамовича и еще одно изречение, вслух произносимое лишь в мужской аудитории. Пожалуй, сообщив о нем, я его образ не принижу — очень уж точным и сочным было это его словцо! «Г. двух сортов не бывает», — порой приговаривал он.
И был, как почти всегда, прав и тут.
НЕПРАВОТУ свою он тоже признавать, впрочем, умел. Доктор технических наук Людмила Валентиновна Фомичева — сама человек яркий, много сделавший в своем непростом деле ученого-взрывника, ученица Некруткина, считала, что работа с Негиным и Фишманом была для нее величайшей школой. Однако ей не раз приходилось говорить Давиду Абрамовичу: «Вас ввели в заблуждение, дав неверные данные». Фишман горячился: «Вы меня еще будете учить!», но, разобравшись, говорил: «Людмила Валентиновна, я был не прав».
Давиду Абрамовичу тем проще было признавать свою неправоту, когда он был не прав, что он был обязан ориентироваться в очень широком круге вопросов, так что незнание чего-то не могло уронить его авторитет в чьих-либо глазах — в целом он знал ведь более чем немало.
И умел не только учить, но и учиться.
А круг задач и проблем расширялся, и, значит, все больше становилась длина окружности, отделяющей познанное от непознанного, решенное от нерешенного. В КБ приходили новые молодые специалисты, чтобы сразу после вуза попасть опять на учебу — в школу Фишмана. Давид Абрамович формально никогда не преподавал, но звание профессора имел отнюдь не формально. Он был научным руководителем нескольких поколений аспирантов, успешно защитивших диссертационные работы по тематике института.
В записях Фишмана за 1976 год отыскиваются тезисы возможного учебника для конструкторов-зарядчиков. Давид Абрамович так и не реализовал этот замысел, но интересно то, что он у него был, доказательством чему — ниже приведенные наброски:
«Основы конструирования зарядов
Разделы (главы)
I. Общий обзор. Понятия. Классификация, Исторический обзор.
Составные части.
II. Технология конструирования.
От замысла (идеи) (иногда — задания ТЗ) до реализации идеи.
Что такое реализация научно-технической идеи.
Этапы.
Философский (идейный) подход в области конструирования и ремесленнический («убогий»). Каковы последствия разных подходов. Примеры.
Что значит руководить конструированием. Кому это дано.
Польза ремесленничества. Обратная сторона: ограниченность мышления».
* * *
«Конструкторская мысль. Понятие. Своеобразие и отличия. Право на самостоятельность. Широкая связь с другими науками. Комплексность подхода к решению конструкторских задач — главная особенность способа мышления конструктора. Учет всех факторов — обязательность подхода инженера-конструктора»
Подобные заметки рассыпаны по многим блокнотам Давида Абрамовича. Однако в 70-е годы острой нужды в учебниках, все же, не было. Дела хватало и так, молодые конструкторы учились в напряженной работе и в общении со своими старшими товарищами — выучениками непосредственно Фишмана. Через какое-то время многие из молодых сами входили в число прямых его выучеников.
Уже в очень зрелые годы, готовясь к выступлению на Дне науки, Фишман записал такие тезисы: «Сегодня День науки. Хочу коснуться вопроса развития конструкторской мысли во ВНИИЭФ, Может возникнуть вопрос: «А какое отношение конструкторская мысль имеет к науке?»
Думаю, не стоит даже сегодня сомневаться в правомерности органической связи конструкторской и научной мысли. Прекрасным свидетельством тому является практика ВНИИЭФ на протяжении 40 лет, да и всесоюзная практика…
