Или идея, конструкция, процесс, организация, человек качественны, и тогда они — не будучи совершенными — способны сохранять требующиеся свойства, работоспособность и эффективность при любых мыслимых, множественных негативных воздействиях, потрясениях и т. п.
Или они — не качественны. И тогда они серьезных испытаний не выдерживают, ломаются, разрушаются… Одна из последних советских пятилеток была провозглашена «пятилеткой качества». Историческая ирония сказалась в том, что результатом стало тогда не столько повышение качества, сколько усиление лицемерия, когда вместо вскрытия и ликвидации низкого качества, его обеспечивали «замазыванием» огрехов и соответствующей «победной» отчетностью.
Такой путь Давиду Абрамовичу не подходил. Да и не было — ко времени «пятилетки качества» — особой нужды принципиально повышать качество зарядостроения. Оно уже существовало — как осетрина первой свежести у Булгакова. И личная заслуга Давида Абрамовича в этом очень велика! В нем редким образом, счастливо для него и для его дела, сочетался талант конструктора и талант организатора. Именно поэтому он смог так мощно повлиять на качество отечественного ядерного оружия.
Ведь качество надо организовать! И если организация верна, то даже непосредственно вопросы конструирования оказываются подчиненными — по отношению к задаче обеспечения качества. Верным образом организованная система качества и аттестации изделий просто не пропустит в серийное производство неудачную, некачественную конструкцию. Образно говоря — не даст ей путевку в большую жизнь!
Судьба, профессиональный опыт, учителя — все работало на то, чтобы человек по фамилии Фишман сформировался как служитель идеи Качества, как человек Мудрой Меры. И его любимые присказки: «Лучшее — враг хорошего», «Уступи в малом» — лишнее тому доказательство.
Поэтому можно согласиться с ветераном-зарядчиком Побитом. Не будет преувеличением роли Давида Абрамовича Фишмана — выдающегося зарядостроителя, сказать, что он всей своей деятельностью обеспечил непреходящее качество зарядной работы. Он — в союзе с соратниками и помощниками, конечно, — создал всестороннюю систему обеспечения этого качества. Комплексную и мудрую Систему, способную развиваться и совершенствоваться — как любое хорошо сработанное дело ума человеческого, но вечную в том смысле, что ее принципы не расходятся с базовыми принципами Бытия, с идеей Меры Бытия.
ТАКАЯ Система возникла, конечно же, не сразу, хотя уже в начале своего инженерного пути Давид Абрамович попал в условия, благоприятные для развития его природного чувства Меры. На ядерном «Объекте» это чувство Меры развилось уже — да простится мне каламбур — в полной мере.
Он исповедовал сам и полностью воспринял, например, подход Н.Л. Духова к стандартизации и унификации как чертежно-технической документации, так и, по возможности, процесса проектирования зарядов и самой конструкции зарядов.
Он одним из первых понял всю важность точных, научно обоснованных оценок надежности зарядов и выработки рекомендаций на основе этих оценок. Недаром он — когда вопросы подобным образом понимаемой надежности встали как актуальные — сам посадил себя за парту, осваивая и теорию надежности, и основы теории вероятности. И вскоре стал Председателем Межведомственной комиссии по надежности.
Он придавал первостепенное значение безопасности и ее постоянному повышению — примером тому эпопея с безопасными электродетонаторами, о которой еще будет речь.
Он много сделал для разработки и внедрения системы отраслевых стандартов (ОСТов) и для обеспечения строгой технологической дисциплины в серийном производстве, для обеспечения постоянной связи разработчиков заряда и серийного производства.
А его предельно жесткая линия по отношению к серийному производству и периодической аттестации качества серийно производимых зарядов оказалась настолько дальновидной, мудрой и эффективной, что позволила во все годы «разброда и шатаний» конца XX и начала XXI века не иметь серьезных проблем с надежностью и безопасностью зарядов… И— в итоге— сохранить качество отечественного ядерного арсенала.
Уже одна эта его заслуга перед Отечеством очень велика, хотя о ней никто кроме опытных зарядчиков и не знает, И дело не в режиме секретности — просто не принято сегодня славить людей дела, их место на пьедестале занимают «эффективные менеджеры».
Фишман основал и развил собственную инженерную школу конструирования и отработки ядерных и термоядерных зарядов. Он воспитал сотни прекрасных специалистов, благотворно влияя на них и просто по-человечески.
Он закладывал новые направления зарядной работы и поддержал десятки интересных, перспективных идей («зарубив» при этом — что тоже немаловажно — немало идей амбициозных, авантюрных или тупиковых).
Он руководил разработкой нескольких сотен экспериментальных, опытных и серийных изделий и рядом уникальных инженерных проектов.
Но он же заложил мощный и надежный фундамент инженерного здания ядерной оружейной работы, которое с честью выдержало все потрясения и кризисы, выпавшие на долю страны и на долю ее ядерного оружейного комплекса. Не знаю, сколько еще это здание выдержит — очень уж мощные удары наносятся по нему по сей день, но пока оно выдерживает.
И спасибо за это Фишману!
СКАЗАННЫЕ выше общие слова можно проиллюстрировать конкретным примером — редкий, надо заметить, случай для ядерной оружейной работы с ее секретностью.
Как вспоминал физик-экспериментатор Валентин Матвеевич Горбачев, в середине 60-х годов ВНИИЭФ начал активно вести работы по испытанию ядерных зарядов в скважинах.
К тому времени испытания ушли под землю — в штольни, прорубаемые в горных массивах наподобие тоннелей метро. Но «штольневые» опыты обходятся дороже, и при возможности старались обходиться бурением вертикальных скважин — что было, вообще-то, тоже делом непростым. Непросто было обеспечивать в скважинах и достаточно полный объем физических измерений параметров ядерного взрыва.
Для первых двух «скважинных» опытов были разработаны специальные герметичные контейнеры для размещения в скважине заряда и регистрирующей аппаратуры, однако не все проходило благополучно. В первом опыте заряд сработал, но — далеко от расчетного режима. Измерений фактически не получилось, а вся испытательная техника, размещенная в скважине, погибла.
Во втором опыте, чтобы избежать «отказа», был применен ранее успешно испытанный заряд. Подготовительные работы прошли успешно — заряд и измерительные контейнеры опущены в скважину, бетонные пробки забивочного комплекса залиты.
Ждали, пока бетон наберет требуемую прочность. Неожиданно при очередной проверке состояния измерительных линий обнаружили, что половина кабелей показывает «закоротку», то есть, произошло замыкание. А вскоре «закороченными» оказались все коаксиальные кабели, идущие к датчикам. Это был еще «тот» сюрприз — а что, если выйдут из строя и кабели подрыва изделия? Тогда заряд окажется замурованным, но не взорванным. То есть, мы имели бы атомную мину, но не знали бы — может ли она сработать, и — когда?
