Теперь, когда мы вылезаем из машины на трейлерной стоянке, я полной грудью вдыхаю чистый морской воздух и восхищаюсь бликами света, танцующими на волнах. Расслабляюсь всем телом, словно мой регулятор стресса повернули в положение «выключено». Я испытываю удивительное чувство покоя. Мы отпираем дверь, открываем окна, чтобы выпустить затхлый воздух, и ставим чайник. Здесь довольно уютно.
– Не желаешь прогуляться? – спрашивает Стюарт. – Мне бы не помешало размяться после такой долгой поездки.
Сначала мы направляемся к магазину, а затем спускаемся по склону мимо рыбацких сетей и выходим прямо к морю.
– Давай поплещемся немного, – предлагает муж, скидывая ботинки. – Пойдем!
Когда вода омывает мои ноги (ледяная, но бодрящая!), я задумываюсь о том, что прошла целая вечность с тех пор, как мы ездили куда-то ради удовольствия, а не для расширения кругозора детей.
– Я приготовлю ужин? – предлагаю я, пока мы возвращаемся обратно.
– Может, позднее, – отвечает муж, обнимая меня за плечи.
Что? Стюарт не прикасался ко мне с тех пор, как держал меня за руку во время рождественских прогулок. Я чувствую и вину из-за Мэтью, и облегчение. Означает ли это, что муж все-таки не совсем равнодушен ко мне?
Он поглаживает мое плечо, как в те дни, когда мы были близки. Наверное, мне следует чувствовать себя польщенной. Разве не этого я желала последние три года? Однако сейчас мне очень неловко. Я открываю дверь и направляюсь к плите.
Неожиданно я ощущаю, как его руки обнимают меня сзади за талию.
– Ужин может и подождать, верно?
– Что это на тебя нашло? – спрашиваю я, оборачиваясь.
– Ты о чем?
– Да ладно, ты давно не уделяешь мне особого внимания.
– Так и ты мне тоже.
Это правда.
Стюарт смотрит мне в лицо. Было бы так легко рассказать ему все. Признаться… Но что потом? И все же я не знаю, смогу ли продолжать жить с чувством вины. Вероятно, все-таки следует сказать ему о Мэтью, объяснив, что теперь там все кончено.
– Вообще-то… – начинаю я, делая глубокий вдох.
– Может быть…
– Сначала скажи ты, – быстро произношу я. Смелость меня покинула.
– Может быть, это потому, что здесь нет никаких стрессов, которые мы испытываем дома.
В чем-то Стюарт прав. Тут так красиво и спокойно, словно мы в ином мире. И море за окном.
– А ты что хотела сказать? – спрашивает он.
– То же самое, – поспешно отвечаю я.
Стюарт целует меня. По-настоящему. Я с трудом могу вспомнить, когда он в последний раз так делал.
Затем Стюарт медленно снимает с меня джемпер и ведет меня к раскладной кровати. Кажется, он нервничает. Как будто это наш первый раз. Если бы только это было правдой. Я бы все отдала, чтобы начать с чистого листа. Но теперь уже слишком поздно.
Когда все заканчивается, мне хочется плакать от отвращения к себе. Что бы сказал муж, узнав о моей измене? Мне хочется плакать также и оттого, что – и я вынуждена это признать – со Стюартом не было такой страсти, которую я испытала с Мэтью в отеле Уортинга, прежде чем здравый смысл и мораль взяли верх.
И еще кое-что меня беспокоит. Возможно ли, что Стюарт занимался со мной любовью из-за собственного чувства вины? Он казался каким-то другим. А если он таким образом извинялся? А если привык утолять свое желание с Джанин? И здесь, не имея под рукой никого, кроме меня, он…
Прекрати, говорю я себе. Все эти «что, если» сведут меня с ума.
Стараясь выбросить всякие мысли из головы, я целую Стюарта в макушку.
– Я люблю тебя, – шепчу я.
Он прижимается ко мне щекой.
– И я тебя люблю, Поппи Пейдж.
На следующее утро, после завтрака, мы рука об руку идем в деревенский магазин за газетами. Я просматриваю ящики с фруктами и пакеты с ирисками, выбираю коробку песочного печенья с надписью «Спасибо за детей» для Бетти и мячик для щенка. Я ощущаю облегчение, когда делаю что-то обыденное, и стараюсь сосредоточиться на этих простых действиях, вместо того чтобы мучиться из-за всего остального.
Вскоре мы со Стюартом совершаем еще одну чудесную прогулку по скалам, любуясь сверкающим морем внизу. Я начинаю чувствовать себя лучше. Бодрее. Все это так отличается от Лондона, что я почти могу представить себя какой-то другой женщиной.
– Воздух здесь пахнет совсем иначе, – замечаю я.
– Мама всегда так говорила, когда я приезжал сюда ребенком. – Муж сжимает мою ладонь. Я отвечаю на пожатие. Потом он меня целует. Это спокойнее и проще, чем полноценный секс.
Примерно через час мы возвращаемся к трейлеру.
– Кстати, – небрежно произносит Стюарт, – забыл тебе кое о чем сказать.
– Что такое? – бормочу я, не особо прислушиваясь, пока шарю в сумке в поисках ключа от трейлера.
Его слова льются потоком:
– Тот мой новый пациент позавчера опять вернулся в клинику. Беднягу совсем замучили зубы мудрости. Он рассказал, что навел о тебе справки после того, как узнал от меня, что ты тоже была актрисой.
Внезапно у меня так пересыхает во рту, что я едва могу говорить.
– Вот как?
Голос мужа звучит немного странно.
– Самое забавное, что, оказывается, вы все-таки знали друг друга.
Я едва дышу.
– Потом он показал мне фотографию на своем мобильном телефоне.
Я замираю, не в силах вымолвить ни слова.
– Ты не поверишь, – продолжает Стюарт, глядя мне в лицо. – На ней ты и он!
У меня начинает звенеть в голове. Ноги подкашиваются. Мое тело так обмякло от ужаса, что я вынуждена схватиться за дверную ручку трейлера, чтобы не упасть.
– Я попросил его переслать мне копию, чтобы показать тебе. Смотри!
Он машет телефоном перед моим носом. У меня нет выбора.
Все в порядке. Там я. И Мэтью. Но это мы в студенческие годы, на репетиции того спектакля, на который я не попала, потому что лежала в больнице. Слава небесам, это не то селфи, какое он сделал без моего ведома в отеле Уортинга. Мне хочется плакать от облегчения.
Муж внимательно смотрит на меня:
– Вы вместе учились в одной театральной школе. Я удивлен, что ты его не помнишь.
– Там было много студентов, – говорю я беспечным тоном. – Всех не упомнишь. К тому же с возрастом он изменился…
Боже! Что я несу?!
– Откуда ты знаешь? – резко спрашивает Стюарт.
– Наверное, он изменился, – быстро пытаюсь я вывернуться. – Я ведь тоже не та, что прежде.
Стюарт пожимает плечами:
