Эпизод с разрушением крыши часто упоминается в кратких биографиях. Вырванный из контекста, он рисует нашего героя как эксцентричного персонажа, который доносит до людей свои идеи посредством шоу. Но, зная всю предысторию, можно увидеть человека, доведенного до крайней степени отчаяния. Он создал прекрасное идеальное общество, а теперь какие-то случайные люди пользуются им для решения своих проблем. И он не знает, как противостоять этому.
Тема манипулирования идеалами, где Франциск предстает в роли жертвы, получила неожиданно широкий резонанс и даже прибавила святому из Ассизи дополнительной популярности за пределами католического сообщества. Образ возвышенного борца за идеалы мира и нестяжания противопоставлялся «продажной Римской курии», которая будто бы так и искала возможности «продавить» его достижения под свои нужды. Главная заслуга в популяризации этого сюжета принадлежит уже упоминавшемуся Полю Сабатье. Будучи писателем, без сомнения, выдающимся, дважды номинантом Нобелевской премии, он придерживался протестантской идеологии и не испытывал к католицизму особенных симпатий. Поэтому, несмотря на ряд фундаментальных исследований и открытие недостающей части «Легенды трех спутников», его книга «Vie de S. Frangois d’Assise» попала в список книг, запрещенных католической церковью. Возможно, именно этот факт привел к тому, что Франциск Ассизский так полюбился русской интеллигенции рубежа XIX–XX веков. Его воспринимали как пострадавшего от католичества, то есть почти своего.
На самом деле Франциска вряд ли бы канонизировали, находись он в оппозиции папе. Да и факты говорят о его бесконечной преданности Святому престолу. Придя в отчаяние от увиденного, он находит в Болонье своего покровителя, кардинала Уголино, и жалуется ему. Церковный иерарх тут же успокаивает нашего героя: дом с черепичной крышей вовсе не принадлежит ордену Братьев меньших, это собственность Римской курии. Скорее всего, именно кардинал дает Франциску совет обратиться напрямую к папе с просьбой навести порядок в братстве. Сабатье же, назвав эту встречу «тайной истории», предполагает некие коварные замыслы со стороны Уголино и пишет о тревогах Франциска по этому поводу. Но если бы французский писатель оказался прав, он не попросил бы понтифика сделать кардинала Остии (Уголино) заместителем папы по делам францисканцев, «к которому я мог бы обратиться, когда нужно, и который вместо тебя выслушает и обсудит мои дела и дела моих братьев». К тому же после разговора с Гонорием III Франциск смог добиться отмены почти всех неприятных нововведений, сделанных братьями в его отсутствие. Нищие дамы перестали подчиняться бенедиктинскому уставу, а Иоанну де Капелле не разрешили учредить орден прокаженных.
К сожалению, глубинный конфликт оставался неразрешенным. Не Римская курия «продавливала» нашего героя, а сами братья — обычные люди, не поэты и святые. Поначалу Франциску удалось полностью убедить их в своей правоте, но время, увы, работало против его идеалистических устремлений.
Орден продолжал расти, становясь международной организацией. Управлять им с помощью харизмы становилось все более проблематичным. Франциск продолжал ощущать себя маленькой черной курицей, у которой много храбрости, но слишком маленькие крылья, чтобы укрыть даже тех цыплят, которые уже есть, а ведь постоянно прибавляются новые.
Кардинал Уголино, которого папа назначил протектором францисканского ордена, много сделал для его упорядочения. Многочисленные поселения францисканцев объединились в конвенты
[101], во главе которых стояли гвардианы
[102] или кустоды. Конвенты, в свою очередь, были собраны в так называемые провинции, управляемые провинциалами, которым Франциск передал полномочия принимать в орден новых членов. Вскоре появилась папская булла от 22 сентября 1220 года, «на имя Франциска, и приоров и кустодов братьев миноритов». В ней впервые говорилось о новициате. Теперь желающих вступить в орден Братьев меньших обязывали к испытательному сроку в виде годичного послушничества. Пройдя его, кандидаты больше не имели права уходить в другой монашеский орден.
В булле оговаривался еще один интересный момент: лицам, не вступившим в орден, запрещалось носить одежду, напоминающую одежду францисканцев.
Монашеская униформа, называемая «хабит», имела большое значение как для самих орденов, так и для людей, которые их воспринимали. Монахи часто получали неформальные прозвища, происходящие от какого-либо элемента одежды. Например, кармелитов называли «сороками» за их смешные манто. Братья милосердия, носящие скапулиры
[103] особой формы, получили прозвище «брусочков». А название ордена капуцинов, созданного в 1525 году, как еще одна ветвь францисканства, вообще произошло от насмешливого прозвища.
С самого начала уникальной чертой францисканского костюма стала, конечно же, веревка, которой Франциск подпоясался после символического отказа от пояса. Из-за нее францисканцев звали «кордельерами»
[104].
Но и не такой уникальный капюшон тоже является частью францисканского образа. Считается, что Франциск носил его, желая походить на свою любимую птицу — хохлатого жаворонка. В «Зерцале совершенства»
[105] есть такая фраза: «Капюшон у него (жаворонка. — А. В.), как у монаха, и птица эта скромна… Одеяние жаворонка, а именно его перья по цвету схожи с землей: он наставляет монахов облачаться не в роскошные и яркие, но в скромные по цене одежды, по цвету схожие с землей, ибо она — самый смиренный элемент». Капюшон присутствует на самых ранних изображениях Франциска и братьев, как правило, он остроконечный. Именно такой, как носят современные капуцины.
В ассизском музее можно увидеть одежду святого Франциска, которая послужила образцом для одеяний остальных братьев. Она землисто-коричневая. Нынешние францисканцы чаще всего носят серые рясы. Это тоже имеет свой смысл и традицию. Дело в том, что понятие «землистый цвет» очень приблизительное. В разных областях почвы разные, да еще одна и та же земля выглядит совершенно по-разному во время засухи и после дождя. Такая же картина наблюдалась и у францисканцев, рясы которых могли сильно отличаться по цветовым оттенкам. Разные общины сами выбирали себе сукно, а иногда шили из принесенного в дар. Так происходило достаточно долго, практически до 1517 года, когда францисканский орден официально разделился на обсервантов
[106] и конвентуалов. На волне очередного устрожения решили привести монашеское облачение к цветовому единству. Для этого выбрали серый цвет, символизирующий пепел покаяния и прах, из которого сотворены все люди. По легенде, сукно именно такого цвета Франциск, умирая, просил привезти Джакомину деи Сеттесоли. Ему хотелось после смерти быть завернутым в плащаницу цвета праха.
