Каждая партия «черного товара», прибывавшая в Турцию, попадала в руки особых чиновников, сортировавших рабов по внешнему виду, происхождению, общему развитию. Одни попадали на невольничьи рынки, другие в школы, где их обучали профессии и готовили к принятию ислама, третьих отправляли на стройки и сельскохозяйственные работы, четвертые оказывались во дворцах знати и даже султана. Сына логонского миарре Бруа, по утверждению А. К. Роткирха, отдали в сераль (внутреннее помещение дворца в мусульманской стране, его женская половина — гарем)
[196] султана Ахмеда III, только что лишившего власти своего старшего брата Мустафу II. Там будущий прадед поэта получил имя Ибрагим и навыки пажа. Возможно, это был роскошный Эски-Сарай, возведенный в Стамбуле (Царьграде, Константинополе) на территории бывшего форума Феодосия
[197]. Османские завоеватели Византии особенно в Константинополе стремились истребить все, что напоминало о прежних хозяевах страны — оплоте христианской религии.
Отношения между Московским государством и Османской империей с конца XVI века были чрезвычайно сложными и неустойчивыми из-за взаимных территориальных претензий и религиозной нетерпимости турок — воинственных мусульман. Ко всем христианам они относились настороженно, своих и пришлых «держали в великом утеснении». В процессе предварительной дипломатической подготовки к Северной войне Россия в 1699 году подписала с турками в Карловицах договор о перемирии на два года. Летом 1700 года русский посол в Стамбуле думный дьяк Е. И. Украинцев (1641–1708) заключил выгодный для России Константинопольский мирный договор, но и после этого отношения между Россией и Турцией оставались напряженными.
Опасаясь, что турки начнут боевые действия и у России откроется второй, южный театр военных действий, Петр I в ноябре 1701 года решил учредить в Стамбуле постоянное русское посольство во главе со стольником Петром Андреевичем Толстым (1645–1729) с тем, чтобы он следил за изменениями отношения к России османских властей и пытался не допустить военного конфликта. Современники называли русского посла олицетворением честолюбия и хитрости, «умнейшей головой в России». Царь как-то сказал, что Толстой «очень способный человек, но, ведя с ним дело, надобно из предосторожности держать за пазухой камень, чтобы выбить ему зубы, если он надумает укусить»
[198]. И все же, давая Толстому такую характеристику, Петр I послал в Стамбул именно его. Царь собственноручно написал ему наказ, состоявший из семнадцати статей. Трудолюбивый Петр Андреевич стремился выполнить их все. 29 августа 1702 года русский посол прибыл в Адрианополь, где встретился с султаном Мустафой II, которому оставалось главенствовать в империи всего один год. В конце его правления в апреле 1703 года Толстой писал в Посольский приказ:
«На дворе ко мне ни одному человеку прийти нельзя, потому что отовсюду открыт и стоят янычары, будто для чести, а на самом деле, чтобы христиане ко мне не шли, а у французского, английского и других послов не стоят. Христиане и мимо ворот моих пройти не смеют, Иерусалимский Патриарх с приезду моего до сих пор со мною не виделся»
[199].
Янычары — регулярная турецкая пехота, состоявшая на жалованье у государства. Толстой постоянно опасался, что, находясь в таком окружении, кто-нибудь из посольских примет «басурманскую веру» и сбежит или запросится к туркам в шпионы. Секретаря посольства, подозревавшегося в тайном переходе в мусульманство, следовательно, в измене, пришлось отравить. Возможно, дело вовсе и не в мусульманстве, несчастный секретарь мог обнаружить присвоение Толстым червонцев из сумм, отпускаемых казной на подарки часто менявшимся визирям (им дарили золотые червонцы и соболиные шкуры). Посол наш ангелом не был, он всегда вольно распоряжался казенными деньгами, никогда не забывал о своей выгоде, и не он один так поступал.
Лето 1703 года в Стамбуле сложилось тревожное, почти полтора месяца город бурлил беспорядками, 22 августа к власти пришел жестокий и мстительный султан Ахмед 111, постоянно менявший визирей. Захвативший власть путем переворота обязан подозревать всех. Он правил державой до 1730 года; с него начался период «изысканности и культурного расцвета, с тоской и нежностью называемой многочисленными турецкими авторами эпохой тюльпанов»
[200].
Традиция требовала одаривать каждого визиря, каждого крупного чиновника, без взятки они делать ничего не желали и, что еще хуже, — препятствовали исполнению дипломатической службы, срывая необходимые встречи, переговоры, даже выгодные для османов. Червонцев и соболиных шкурок вечно не хватало, Толстой постоянно сочинял жалостливые письма: «…вот уже при мне шестой визирь и этот всех хуже… у меня на визирские перемены уже и смысла недостает… с подарками им не знаю, что и делать; я с новым визирем видеться не буду спешить, потому что мне в подарок отослать нечего». Несмотря на чинимые препятствия, Толстой все же ухитрялся исполнять пункты, сформулированные царем: «…будучи при солтановом дворе выведать и описать тамошнего народа состояние»
[201]. О положении в Турции христиан Петр Андреевич сообщал в Москву:
«Подданных своих греков держат в великом утеснении и так в них страх свой вкоренили, что греки ниже в мысли своей противного к ним чего иметь смеют, и заповедано им и оружие держать, а ныне заповедали грекам и платье равное с собою носить, чтобы ото всех были знатны (т. е. отличны); того ради повелели им носить платье худое, яко являет смирения образ. А другие народы христианские подданные их, сербы, мутьяне (население восточной части Валахии. — Ф. Л.), волохи, арапы и прочие, аще и тесноту и озлобление в несносных поборах от них терпят (не имеют ни откуду никакия помощи), обаче страха их не зело ужасаются и могли бы противу их ополчиться, ежели бы ощутили себе откуду христианскую помощь, как и венгры учинили с помощью цесаря римского»
[202].
Толстой не раз слал челобитные с мольбами отпустить его «от османского двора», но никакие слезные увещевания, напоминания о преклонном возрасте и тяжких болезнях не помогали, в России им были довольны, а равной замены у царя не обнаруживалось. Старый лис, так Толстого прозвали в Посольском приказе, понимал, что турки опасаются победы русских больше, чем шведы. Подозрительный султан Ахмед III не сомневался, что русские после разгрома шведов непременно нападут на него, а это Толстому грозило гибелью. После Полтавской победы Толстой писал в Посольский приказ: «И не изволь удивляться, что я прежде, когда король шведский в великой силе был, доносил о миролюбии Порты, а теперь, когда шведы разбиты, сомневаюсь»
[203]. Порта — употребляющееся в европейских дипломатических документах и литературе официальное название правительства (Канцелярия великого визиря и Дивана) Османской империи.
