Голиков не раз встречался с Ганнибалом, и его свидетельства, запечатленные талантливым историком-самоучкой, помогают восстановить некоторые периоды биографии прадеда Пушкина. Труды купца-самородка признаны надежным источником, А. С. Пушкин, работая над «Историей Петра», широко ими пользовался. Мысль царя Петра Алексеевича не знала покоя, даже дремать он не позволял ей, поэтому царь нуждался в ночном помощнике, надежном и преданном «припорожнике», чутко спавшем у порога царской спальни, по первому зову приносившем грифельную доску, мел и свечу. Когда Абрам освоил грамоту, крестный диктовал крестнику свои ночные размышления. Роткирх роль «припорожника» неправдоподобно преувеличивает: «Что касается Ганнибала, то он постоянно спал в соседней с государевым кабинетом токарне и вскоре затем стал во многих важных случаях тайным писарем своего государя, у которого над постелью висело несколько грифельных досок; его великий дух, всегда занятый благом своих подданных, как бы он ни был утомлен и не нуждался в отрадном покое, этот никогда не отдыхающий дух часто пробуждал его и заставлял бодрствовать, и тогда в темноте, без света, на ощупь, вчерне записывал он важные и длинные свои наброски, которые его питомец наутро переписывал набело и после надлежащего подписания рассылал, как это требовалось, по коллегиям и присутственным местам в качестве нового закона и приказов для последующего их исполнения»
[237].
Известно, сколь тщательно царь формулировал законодательные документы, не раз переписывал их. И рассылкой такого рода бумаг занимался не «припорожник», а специальные службы. Поражает другое: мальчик девяти лет от роду, родившийся в Экваториальной Африке, становится помощником русского царя. Наверное, очень быстро Петр Алексеевич обнаружил в нем редкостные способности. Кто и как учил его языку и грамоте, другим предметам и каким, мы не знаем. Царь очень ценил образованность — если бы не зримые успехи «припорожника», то вряд ли оставил его при себе. Возможно, в часы отдыха чему-то учил его сам Петр Алексеевич, наверное, он привил ему любовь к книге, и через нее арапчонок накапливал знания. Позже, попав во Францию, он оказался вполне подготовленным для учебы в высшей военно-инженерной школе.
Судя по тексту «Русской биографии»
[238], около 1716 года произошло следующее событие, описанное в «Немецкой биографии»:
«В это время его правящий единокровный брат, побуждаемый, я думаю, еще здравствующей матерью этого европейского Ганнибала, в предположении, что его полубрат еще находится в качестве заложника в Константинополе, захотел через посредников освободить его и с этим намерением передал такое поручение одному из своих младших братьев, который и отправился по следам этого силою похищенного второго Иосифа: сначала искал его в Стамбуле, затем был в Петербурге, откуда он думал при помощи больших денег выкупить его и взять с собой. Но было уже невозможно чувствовавшего себя убежденным христианином и столь многообещающего юношу возвратить в язычество и варварство, к тому же он привык уже к европейскому образу жизни и сам не проявил никакого желания, так что этому ищущему брату было отказано в его попытке, почему он, хотя и одарив своего младшего брата дорогим оружием и арабскими грамотами о их родословии, отбыл на свою родину ни с чем, к большой печали с обеих сторон»
[239].
Если этот эпизод не есть еще один плод фантазии
A. К. Роткирха, то возникает несколько вопросов: кто в Стамбуле мог знать, куда из сераля вывезли Ибрагима; почему ни в одном другом документе, кроме «Немецкой биографии А. П. Ганнибала» А. К. Роткирха и Русской биографии «Арап Пера Великого Ибрагим Петрович Ганнибал»
B. И. Роткирха, об этом эпизоде нет ни слова?.. Зачем в Логоне понадобился младший сын младшей вдовы миарре из немногочисленного племени? Откуда мог взять вождь племени сокровища для выкупа у русского царя? Наверное, и этот эпизод — трогательный вымысел наивного Роткирха, он очень старался возвысить своего тестя в глазах потомков и переборщил. Жизнь А. П. Ганнибала полна почти неправдоподобных взлетов, сопровождавшихся необыкновенными приключениями, и не нуждается в вымысле, тем более что вымысел Роткирха меркнет перед правдой жизни.
Между тем русский царь был занят войной со шведами, он не мог не начать ее. России требовался выход к балтийским водам, чтобы каждый раз не унижаться, выпрашивая у соседних государств разрешения на проход торговых караванов по их территориям, платя за это непомерные пошлины; чтобы граничить через море со всей Европой и не сноситься с ней через далекий Архангельск, делая тысячи лишних верст до северного порта по суше и до западных портов по воде. Царь желал никого не спрашивая сотрудничать с любым европейским государством. Его оскорбляло то, что шведы владели Ижорской землей. С незапамятных времен она принадлежала Великому Новгороду, богатому торговому ганзейскому городу-государству. В ходе Ливонской войны (1558–1583), начатой Иваном Грозным, Московское государство утратило эти земли. Ослабленное войной и Смутным временем, оно по Столбовскому миру 1617 года вынужденно признало прибалтийские территории шведскими. После изнурительных переговоров с европейскими державами и Турцией, заключения с ними договоров — с одними о нейтралитете, с другими о союзе — 19(30) августа 1700 года Петр I объявил Швеции войну. Неудача под Нарвой не обескуражила царя, он принялся за организацию армии и создание флота. На первом этапе войны успехи приносили корпус Б. П. Шереметева и отряд Ф. М. Апраксина, которые прежде всего поднимали дух армии после нарвского поражения.
Осенью 1702 года русские войска овладели крепостью Орешек (Нотербург), переименованной Петром в Шлиссельбург, весной 1703 года пала другая крепость, Ниеншанц — вся полноводная красавица Нева с ветвистой дельтой, изрезавшей берег Финского залива, оказалась в руках русских. Спешно требовалась ее защита от возможных шведских десантов. Вдыхая пороховой дым незавершенных баталий, царь Петр Алексеевич выискивал места для первоочередных построек, делал замеры, вычерчивал схемы, определял лучшие участки и наконец объявил, где закладывать крепость, порт, верфь, ставить первые дома, расквартировывать полки, освящать храмы, рубить просеки, осушать болота. 16 (27) мая 1703 года произошла закладка крепости и при ней военно-ремесленного поселения Санкт-Петербург, будущей северной столицы Российской империи.
Одновременно со строительством Петербурга Петр I создавал империю с новыми порядками, новой властью, осуществляемой новыми людьми. Царь понимал, что останься столицей Москва, его замысел реформирования державы или не осуществится вовсе, или потребует неимоверных усилий, куда бóльших, чем ему предстояло потратить на перенос столицы. Бояре, боярские сынки — стольники, постельничие, сокольничие, привыкшие к сонной ленивой жизни, заплывшие жиром безделья, дьяки и подьячие, малограмотные мздоимцы не захотят жить иной жизнью, а если и захотят, то не смогут. Одной из важнейших задач, требовавших срочного решения, Петр I видел отыскание нужных ему людей, новых людей, не вросших в сложившуюся, устаревшую, недееспособную систему государственного управления. Наверное, царь что-то разглядел в мальчике-арапчонке и не пожелал отпускать его от себя до 1717 года, то есть до его оставления во Франции для продолжения обучения.
