Наверное, не случайно Абрам Арап напомнил о цвете кожи, наверное, ему давали понять, кто он. Ущемленный таким образом нередко проявляет излишнюю гордость, даже гордыню, как ответ на оскорбление, обиду, унижение.
Приведем меморию (памятную записку) Ганнибала, отправленную преданному другу и вечному заступнику Черкасову, вероятнее всего, во второй половине 1745 года, после кончины принца Гессен-Гомбургского:
«Генерал майор Ганибал по всевысочайшей милости ея императорского величества пожалован в упомянутой чин генерал-маиорской от армии и обер-комендантом в Ревель, где сколько до его должности принадлежит, по государственным правам и указам исправляет без упущения и никому послабляя, ниже посягая, как о всем Военной Коллегии и Главному комисариату известно. Но от ненависти некоторых и тамошняго народа убегая, принужден находится у ея императорскаго величества высокомонаршеской милости просить: 1) об определении его в Санкт-Петербург обер-комендантом на место господина Игнатьева, кой, как слышно, за старостью и неможением в отставку просить; 2) или в Выборге на место умершаго генерал-майора князя Юрья Репнина, бывшаго тамо губернатора; 3) или же в Москву в обер-коменданты же на место имеющаго ныне тамо Танеева, который потомуж за старостию намерен отставки просить; 4) Когда же высокое соизволение ея императорскаго величества последует о бытии ему по прежнему в Ревеле в прежней должности, то всеподданнейше просить, дабы ему тамо обер-комендантом быть на таком основании, как было при жизни государя императора Петра Великаго, ибо в то время как гарнизон, так артиллерия и инженерные служители под собственною полною командой обер-комен-данта состояли, дабы в наблюдении высочайшаго интереса ея императорскаго величества ни от кого помешательства не происходило и оказавшиеся от инженерных и артиллерийских тамо обретающихся команд непорядки пресечены быть могли, и он, обер-комендант, уже бы только о всем репортавал и под апелляцию состоял Военной коллегии и куда надлежит, а не у губернатора; також и что положено на него починка дворцов по указу из Сената, а ревельской военной гавани от Военной коллегии, то потомуж под его, обер-коменданта, смотрением токмо состояло для безостановочнаго и безпомешательнаго исправления.
Он же, Ганибал, как выше упомянуто, пожалован в генерал-майоры, от армии, а жалованье не генерал-маиорскаго окладу получает, он со уменьшением токмо по обер-комендантскому чину, и для того всерабственно просить о выдаче ему со времени пожалования его в тот чин недоданных денег, и впредь о произвождении по полному окладу генерал майора армейскаго»
[474].
Это не письмо к старому другу, а официальный документ, крик отчаяния не слабого, но мужественного человека, боровшегося против всех ревельских начальников. Годами кружила над ним стая врагов, ожидая, когда он упадет на колени, но этого не произошло. Он поднял в гарнизоне дисциплину, добился идеального порядка в финансах, сделал боеспособной артиллерию, усилил крепостные сооружения. Но какой ценой… Теперь он почувствовал близость конца затянувшейся баталии и понял, что терпит поражение. Принц П.-Ф.-А. Гольштейн-Бекский был энергичнее и хитрее прежнего губернатора и имел своих людей вблизи трона, он побеждал. Через год после смерти принца Гессен-Гомбургского, в 1746 году, Канцелярия главной артиллерии и фортификации выпустила распоряжение о выводе инженерных отрядов из подчинения комендантов и обер-комендантов. Приведем извлечение из фундаментального труда Ф. Ф. Ласковского: «Указом Военной коллегии 1729 г., ноября 11-го, велено во всех крепостях, при постройке новаго казеннаго строения, иметь губернаторам предварительное сношение с находящимися при тех крепостях генералами и штаб-офицерами, дабы оно было правильно построено».
Это не совсем определенное, а вместе с тем не соответствовавшее пользам самого дела положение было в 1746 году точным образом определено предписанием канцелярии главной артиллерии и фортификации, в котором, между прочим, сказано: «Всем обер-комендантам и комендантам иметь с инженерами во всех крепостных работах доброе согласие и должны инженеры подавать из одного только почтения о касающихся делах рапорты, но отнюдь не подчинять себя в точную их команду»
[475].
Лучшего военного инженера России лишили возможности приносить пользу отечеству своими знаниями. С урезанными правами Ганнибал продолжал исполнять обязанности обер-коменданта, ссор с губернатором больше не возникало. Но у Абрама Петровича было и другое поле сражений, куда менее жестокое, и борьба на нем ничем не напоминала столкновения с военными властями.
В ведении обер-коменданта находилась канцелярия (комендатура). Она «была, — пишет Г. Леец, — единственным русским по духу государственным учреждением среди сохранивших средневековые привилегии магистрата, Эстляндского рыцарства, судебных, церковных и прочих служебных и сословных инстанций, функционировавших на основании утвержденных Петром I в 1710 году аккордных пунктов и условий капитуляции. Ориентироваться в дебрях этих привилегий и традиций было для обер-коменданта делом нелегким, но необходимым, чтобы избежать конфликтов с вышеназванными институтами, весьма ревниво и придирчиво следившими за соблюдением своих «прав и преимуществ». Знакомство в течение десятилетнего пребывания в Эстонии с укладом и особенностями местной жизни сослужило А. П. Ганнибалу при этом не малую пользу. Кроме того, общая обстановка со вступлением на престол Елизаветы Петровны благоприятствовала Ганнибалу и укрепляла его позицию, поскольку теперь иноземцы и местные немцы в значительной степени утратили свое влияние в государственном аппарате»
[476].
Избежать трений с магистратом Абрам Петрович не мог: чиновники цепко держались за традиции и привилегии, мешавшие ему в повседневных трудах. Первые столкновения начались из-за языка — магистрат требовал вести переписку по-немецки, Ганнибал использовал русский язык, поэтому все его письма магистрату хранятся в архиве с подколотыми к ним переводами на немецкий, сделанными эстляндскими чиновниками. Магистрат всеми средствами стремился не принимать участия в фортификационных работах, но без его помощи обер-комендант обойтись не мог. Ему попытались дать взятку — «две бочки рейнвейна и 60 фунтов сахара, но он с возмущением ее отверг»
[477]. Абрам Арап для русского меньшинства населения Ревеля был заступником, он вмешивался в дела судебные, магистрат жаловался на него в Правительствующий сенат. Однако трения между обер-комендантом и городскими властями во главе с бургомистром не приводили к открытым конфликтам, наоборот, в 1744 году магистрат письменно выразил ему полное доверие и благодарность за оказываемую помощь
[478]. Он пекся о противопожарной безопасности города, поддержании общественного порядка. Гарнизонные враги Ганнибала пытались воспользоваться его трениями с магистратом, но из этого ничего не получилось.
