Со временем ревельское обер-комендантство удовлетворяло Абрама Петровича все меньше. Из круга обязанностей исключили наиболее интересную для него инженерную деятельность, его неукротимая энергия, многие годы натыкавшаяся на искусственные препятствия, начала иссякать, и в то же время его угнетала невозможность приложить свои знания к делу. Друзья в Петербурге понимали это, помнили полный отчаяния текст мемории; наконец подвернулся случай ему помочь.
Вслед за подписанием Абоского мирного трактата возникла двусторонняя комиссия «по разграничению со Швец-кой короной земель»
[479]. Летом 1745 года председатель комиссии генерал-аншеф И.-Л. Люберас был отправлен чрезвычайным послом в Швецию: так, полагали в Петербурге, дело с разграничением должно было пойти лучше.
Решение своевольной императрицы о поручении военному инженеру барону Иоганну Людвигу Люберасу сложного дипломатического задания следует назвать непростительной ошибкой. При его назначении канцлер граф А. П. Бестужев-Рюмин ворчал: «Всегда прибыточнее будет россиянина дурака, да верного преданного, нежели иноземца-изменщика в такое важное дело употребить»
[480]. Канцлер шовинистом не был: он хотел лишь доходчивее объяснить Елизавете Петровне, что миссия легкомысленного недалекого Любераса непременно провалится, — но его не послушали. 18 января 1744 года в сопровождении свиты барон через Польшу, Германию и Данию двинулся в Швецию, тратя казенные деньги, разыгрывая важную персону, располагающую особыми полномочиями и секретным поручением. В Стокгольме он появился в конце года и там провалил все переговоры. Наконец императрица приняла решение о его срочном разжаловании из дипломатов, но лишь в июне 1746 года он покинул Швецию.
Судя по всему, и инженер он был так себе, Ганнибал относился к нему сдержанно. Но вот что странно — его ценил Миних. Проектирование и строительство крепостных сооружений и канала в Кронштадте вызвало к Люберасу настороженное отношение, едва не закончившееся судебным разбирательством
[481]. Увы, барон И.-Л. Люберас был не из лучших иностранцев на русской службе.
Для усиления состава двусторонней комиссии 15 июня императрица подписала указ: «Мы указали генерал маэора и ревельского обер коменданта Ганибала определить к разграничению по последнему мирному трактату с Швецией земель, и для отправления его к сей Комиссии велеть ему явиться в нашей Коллегии иностранных дел»
[482].
После аудиенции у императрицы 22 июня появился новый указ, по которому Ганнибал назначался первоприсутствующим (председателем) в Комиссии:
«…Понеже в трактате вечного мира между нами и его величеством королем и королевством швецким чрез полномочных обоих стран министров в Абове 7-го августа 1743-го года учиненном, который уже с обоих стран, как от нас, так и от Его королевского величества швецкого ратифицирован, в седмом пункте постановлено, что для разграничения земель между обоими нашими государствами Российским и Швецким в Финляндии и Карелии, где по оному мирному трактату определено быть границе, тот час по воспоследовании ратификации того мирного трактата с обоих стран имеют быть назначены комисары; того ради мы по силе сей нашей явственной полномочной к помянутому разграничению определили и уполномочили нашего генерала маэора Аврама Ганибала таким образом, что он имеет с его королевского величества и королевства швецкого полномочными комисарами с одним или несколькими, кто от его королевского величества и королевства швецкого к оному разграничению определен и равною полномочною снабжен будет, в соглашенное с обоих сторон место съехатца, и с ними помянутое разграничение земель между обоими нашими государствами Российским и Швецким по оглашению заключенного между нами и Его Величеством королем и Королевством швецким трактата вечного мира, как о том в седмом пункте оного изображено чинить, и по окончанию привесть, и о том разграничении с комисары его королевского величества и королевства швецкого для предбудущих веков и неоспоримого со обоих сторон земель владения о писменных инструментах соглашатца и оные постановить, заключить и подписать, и тако мы обещаем нашим императорским словом, что мы все то, что помянутый генерал маеор в оном разграничении с его королевского величества и королевства швецкого комисары учинит на писме, постановит, подпишет и разменяет, не токмо за благо и важно примем и исполним, но оное надлежащим образом ратифицировать будем»
[483].
Комиссию при ее создании возглавлял военный и государственный деятель, любимец императрицы Александр Иванович Румянцев (1679–1749), человек умный, настойчивый. Его сменил князь Василий Никитич Репнин (1696–1748), вскоре заболевший и уступивший место Ганнибалу. Размежевание пограничных земель шло очень медленно главным образом по вине Любераса, Абрам Петрович боролся за каждый клочок земли, оценивал местность и намечал участки для строительства оборонительных укреплений вдоль границы. Очень помогли ему безупречное знание французского языка, упорство и даже вспыльчивость, в Коллегии иностранных дел им были довольны, при нем фактически и началось размежевание. Живя в Финляндии, Ганнибал постоянно ожидал приезда из Швеции Любераса, без которого не выносились окончательные решения. Занятый по большей части не свойственной ему дипломатической деятельностью, не понимая на первых порах, как себя вести, тоскуя без семьи, Абрам Петрович пытался изменить свое положение. Вот его письмо И. А. Черкасову из Финляндии:
«Милостивый государь мой Иван Антонович
Я вашему превосходительству по сие время и по отъезду моего не мог смелости принять мои покорными служить, дабы ваше превосходительство за случившимися вам и без того суетами не обеспокоить, ныне же принял смелость до-несть: дело мое по Коммисии разграничения незнаемо по какому несщастию и поныне ни малого плода не имеет, поныне же, как и сами изволите приметить, наступает зимнее время, где и без того претерпевал, за недостатком к пропитанию, нужду, а ныне и колми паче того за зимним времинем последовать может, того бы ради желал на зимнее время в деревнишки мои уволнену быть, где бы по новоза-водившему случаю хотя бы малое поправить что мог, а как бы приспело время к езде на Коммисию, тогда бы без всяких принужденей готовность мою я объявить не оставил, о чем я к его высокографскому сиятельству графу Алексею Петровичу (Бестужеву-Рюмину. — Ф. Л.) с прошением писал, в коем случае и вас, милостивого государя, прошу в той моей крайней бедности помочь, в протчем же препоручая в вашу высокую милость, пребуду как и всегда со глубочайшим респектом
