Как определить отношение Карамзина к Пушкину? Очень уж они были разные. Историк знал мощь зревшего таланта поэта, не одобрял многие его поступки, не раз хлопотал за него перед Александром I, пытаясь облегчить вполне заслуженное наказание
[62]. Вот выдержка из письма от 17 августа 1824 года, написанного Н. М. Карамзиным П. А. Вяземскому: «Поэту Пушкину велено жить в деревне отца его — разумеется, до времени его исцеления от горячки и бреда. Он не сдержал слова, им данного в тот час, когда мысль о крепости ужасала его воображение: не переставал врать, словесно и на бумаге, не мог ужиться даже с графом Воронцовым, который совсем не деспот!»
[63] Наверное, стареющий Карамзин уж очень суров по отношению к молодому бесшабашному Пушкину. Но и Пушкин хорош — ссора с Воронцовым не делала ему чести. Граф Михаил Семенович Воронцов (1782–1856), боевой генерал, отличившийся в наполеоновских войнах, после их окончания командовал Русским оккупационным корпусом во Франции, человек образованный, проявил себя в мирное время крайне либеральным военачальником. В 1823 году Александр I назначил его новороссийским генерал-губернатором и наместником Бессарабской области. Он много сил истратил на процветание края, не до коллежского секретаря Пушкина ему было, и желал он легкомысленному лоботрясу добра. Но терпение имеет свойство заканчиваться — и Пушкин оказался в Михайловском. Зная о его проделках на подвластных Воронцову территориях, наверное, можно утверждать, что Пушкину еще повезло. Если бы не заступничество друзей, не в Михайловском оказался бы он.
Пушкин восхищался Карамзиным не только как историком, но в большей степени как личностью, испытывая к нему глубочайшее уважение, возраставшее с годами. Николай Михайлович неоценимо помог Пушкину в его исторических разысканиях, побудил к серьезным занятиям историей, объяснил, что это значит, рассказал, где и что следует искать, каким свидетельствам доверять, сколь важен подлинный документ. Николай Михайлович беседовал с Пушкиным об Иване Грозном и его преемниках, когда тот готовился писать «Бориса Годунова». Автор посвятил трагедию своему наставнику: «Драгоценной для России памяти Николая Михайловича Карамзина сей труд, гением его вдохновенный, с благоговением и благодарностью посвящает Александр Пушкин». Замысел «Годунова» возник при чтении X и XI томов «Истории государства Российского», вышедших в марте 1824 года.
«Роль Карамзина, — писал Ю. М. Лотман, — в истории русской культуры не измеряется только его литературным и научным творчеством. Карамзин-человек был сам величайшим уроком. Воплощение независимости, честности, уважения к себе и терпимости к другим не в словах и поучениях, а в целой жизни, развертывающейся на глазах у поколений русских людей, — это была школа, без которой человек пушкинской эпохи, бесспорно, не стал бы тем, чем он сделался для истории России. Не случайно декабристы, порой очень остро критиковавшие сочинения Карамзина, неизменно с высочайшим уважением отзывались о его личности»
[64].
С каждым годом интерес Пушкина к истории, историческим исследованиям возрастал, дар историка был дан ему от рождения. Кто знает, кем бы стал великий поэт, проживи он еще лет тридцать… Александр I, побеседовав с Н. М. Карамзиным, поручил ему писать историю России. 31 октября 1803 года появился указ о его назначении историографом с «пенсионом» две тысячи рублей ассигнациями и «невозбранном пользовании просителю читать сохранившиеся как в монастырях, так и в других библиотеках, от Святейшего Синода зависящих, древние рукописи до российских древностей касающихся»
[65]. Карамзину минуло 37 лет — возраст, до которого дожил А. С. Пушкин. К тому времени за плечами первого историографа были «Бедная Лиза», «Наталья, боярская дочь», несколько переводов, «Марфа Посадница…», «Остров Боргольм», «Письма русского путешественника», статьи на всевозможные темы. Он редактировал журналы и имел репутацию крупнейшего литератора. В одночасье он все оставил и «записался» в историки. Карамзиным он сделался потом. Не станем перечислять созданного Пушкиным, его старт был ранний и скорый, он не затратил времени на разбег. По словам Б. И. Бурсова, «Пушкин сразу начался как Пушкин». Думая о ранней его поэзии, невольно веришь в переселение душ — в ребенке почти с рождения нашел постоянную обитель зрелый поэт, зрелый ум, но и все ребяческое в нем осталось. Чем объяснить зрелость его юношеских стихов, глубокое проникновение в содержание, необыкновенное чувство музыки стиха? Только гений и одновременно опытный мастер мог так писать, а Пушкин был еще совсем ребенком. Превосходство художественного дара Пушкина над талантом всех его современников, включая Карамзина, очевидно. Его трезвая, точная оценка исторических событий, предельная честность, преданность достоверному документу, интуиция, непревзойденный образный язык могли дать на исторической ниве блистательные результаты. Напомним, что в то время история еще не успела окончательно отделиться от словесности, они некоторое время оставались тесно связанными: еще долго в Академии наук историки числились по Отделению словесности.
Находясь в бушующем революционном Париже, Карамзин писал: «Больно, но должен по справедливости сказать, что у нас до сего времени нет хорошей российской истории, то есть писанной с философским умом, с критикой, благородным красноречием. Тацит, Юм, Робертсон, Гиббон — вот образцы! Говорят, что наша История сама по себе менее других занимательна; не думаю: нужен только ум, вкус, талант. Можно выбрать, одушевить, раскрасить; и читатель удивится, как из Нестора, Никона и проч, могло выйти нечто привлекательное, сильное, достойное внимания не только Русских, но и чужестранцев. Родословная князей, их ссоры, междоусобия, набеги половцев, не очень любопытны: соглашусь, но зачем наполнять ими целые томы? Что не важно, то сократить, как сделал Юм в английской истории; но все черты, которыя означают свойства народа русского, характер древних наших героев, отменных людей, происшествия действительно любопытныя описать живо, разительно. У нас был свой Карл Великий: Владимир — свой Людовик XI: Царь Иоанн — свой Кромвель: Годунов — и еще такой государь, которому нигде не было подобных: Петр Великий. Время их правления составляет важнейшия эпохи в нашей истории, и даже в истории человечества; его-то и надобно представить в живописи, а прочее можно обрисовать, но так, как делал свои рисунки Рафаэль или Микель Анджело»
[66].
Наверное, именно так — не курсом, а эпохами — излагал бы русскую историю Пушкин, проживи он дольше. Французский дипломат барон Франсуа-Адольф Лёве-Веймар (1801–1854) писал о нем весной 1837 года: «Его беседа на исторические темы доставляла удовольствие слушателям; об истории он говорил прекрасным языком поэта, как будто сам жил в таком же близком общении со всеми этими старыми царями, в котором жил с Петром Великим его предок Аннибал — любимец негр»
[67].
