— Она тебе нравилась?
Он вздохнул.
— Нравилась не нравилась. Какое теперь это имеет значение? Зачем ты вынюхиваешь?
Я пожала плечами.
— Не верится, что она могла так глупо утонуть.
Леха отвел взгляд.
— Никому не верится. Но в жизни чего только не бывает.
С этим было трудно спорить.
— Ты не знаешь, она где-то работала? — поинтересовалась я.
— Особо нет. Она с предками жила, но они у нее нищие. А Крис выставляла себя королевой… Деньги у нее были, немного, конечно, но… Видимо, подкидывали любовники.
Леха отвел взгляд, сжав в руке телефон. А я подумала: все-таки те слова о главном были не пьяным бредом. Он действительно встревожился. Только почему? Приревновал или их главный непростой человек?
— А ты ее любовников знаешь?
Леха уставился на меня недовольно.
— Ничего я не знаю. Слушай, подруга, если тебе что-то хочется вызнать, иди спроси своего Резо. Последние месяцы они были вместе. А я ничего не знаю, я же сказал, что она только пользовалась мной, чтобы пройти в клуб бесплатно. И то, последний месяц ей это было точно не нужно.
Он резко замолчал, вставая, словно пытаясь уйти от моего взгляда. Замер спиной ко мне, а я спросила:
— Почему не нужно? Потому что она встречалась с вашим главным?
Митяев резко повернулся ко мне, сверлил взглядом, пытаясь понять, откуда я это знаю. Потом посмотрел на лежащий на диване телефон и зашипел:
— Ты кто такая вообще? Приперлась тут, не пойми кто, вынюхиваешь… Рылась в моем телефоне? Я что, не понимаю, что ты никакая не подруга? Лучше свали по-хорошему, а не то ментов вызову. Я тебя знать не знаю.
Я встала, выставляя руки вперед.
— Ладно, парень, успокойся. Я ухожу. Только подумай о том, что кроме меня могут еще люди появиться, которым смерть Кристины интересна. Так что если есть, что рассказать — лучше сам в полицию иди.
— Да пошла ты. Ничего я не знаю.
Я действительно пошла. А он действительно ничего не будет знать. И переписку удалит на всякий случай. Ему неприятности ни к чему. А именно их ожидание отразилось на его лице, когда зашел разговор о главном. Кто же это такой-то?
В маршрутке я залезла в поисковик. Мне повезло, оказывается, у владельца сеть клубов по области, и имя его не овеяно ореолом тайны. Антон Черепанов, молодой привлекательный мужчина, блондин около сорока, на фото улыбается широко и добро, что, конечно, ничего не значит. Не женат, живет в нашем городе. Порылась по сайтам, ничего эдакого не нашла. Средней руки бизнесмен без ярких историй и явных грешков. Но если Митяев так испугался именно его, то все-таки что-то есть.
На кладбище я поехала. Надела темные джинсы, толстовку, нацепила капюшон. Не хотелось светиться, но оказалось, что на меня и не обратили внимание. Народу пришло очень много. В основном парни и девушки до двадцати пяти, но были и старше. Увидела в стороне Клима, он меня не заметил, был погружен в себя.
Я приехала к концу отпевания, рассматривала выходящих за гробом из маленькой церкви людей, пытаясь понять, кто они для Кристины. Было удивительно тихо. Никто не плакал, раздавалось только шуршание шагов по асфальтированной дорожке.
Мне подумалось: для многих из них смерть — это впервые так близко. Когда можно увидеть. Коснуться. Когда прошла совсем рядом, и еще холод ее дыхания чувствуется при каждом взгляде в сторону гроба, который тащат впереди четверо дюжих мужчин. И внутри растерянность, страх, облегчение — это не я, это не со мной.
Я отогнала не к месту пришедшие воспоминания. Проводила взглядом мачеху под руку с невысоким мужчиной, опухшим и явно с трудом вылезшим из запоя к сегодняшнему утру. Отец — решила сразу. Следом за ним шла высокая красивая женщина, держащаяся особняком. Увидела Эдика с группой парней и девчонок, Митяев шел в одиночестве, глядя себе под ноги. Клим — в стороне, одним из последних. Нес в руке две красных розы. Таких ярких, что в играющих солнечных лучах они казалась кровавыми.
Возле могилы никто ничего не говорил. Работяги методично орудовали лопатами, и слышно было только, как она входит в песок, а тот падает на крышку гроба. Первым разрыдался отец, некрасиво сморщившись, присев на корточки, теребя пальцами полы мятой рубашки. Как по команде и остальные начали вытирать слезы. Это было странно, когда вот так со стороны смотришь.
Но я знала: там внутри такая боль, которую не выплеснешь еще долго, может, никогда. Которая когда-нибудь уляжется на дне, и ты будешь ходить осторожно, так осторожно, чтобы не дай бог не всколыхнуть снова ее. Будешь шарахаться, слыша похожий голос, терять внутреннее равновесие, видя похожий взгляд. Мир не изменится, жизнь продолжится. Просто ты должен будешь привыкнуть к тому, что кого-то в ней больше нет. Даже если этот кто-то и был для тебя всей жизнью.
Глава 9
— Даш…
Я не открываю глаза, хотя знаю, Мирон понимает, что я не сплю.
— Даш, поговори со мной.
Смотрю на него, он сразу теряется, словно даже уменьшается в размерах, опуская плечи.
— Даш, надо есть. Иначе ты…
Снова теряется под моим взглядом, отставляет тарелку в сторону. Вздыхает.
— Даш, так нельзя.
— А может, я хочу умереть, — говорю, глядя в стену перед собой. Красивое лицо Мирона кривится, кажется, он сейчас заплачет. Но он только дергает щекой.
— Даш…
— Я хочу побыть одна.
Он еще немного мнется и уходит из комнаты, оставив еду на тумбочке.
Прошел месяц. Месяц с того момента, как Луки больше нет. И меня нет вместе с ним. Я виновата в том, что он умер. И в том, что не умерла я. Я должна была быть рядом с ним тогда, а я испугалась. Испугалась смерти, и теперь должна жить одна.
Я пытаюсь вспомнить его лицо, то, когда он был жив, когда улыбался мне, громко смеялся, то, когда любил меня… Но перед глазами только бледное осунувшееся лицо умершего. Кровоподтеки и синяки замазали, и оно просто маска. Которую хочется сорвать, чтобы убедиться — там нет Луки. Но его там действительно нет. Потому что это только тело. Потому что Лука умер. А я нет.
Толпа расходилась нестройно, перешептываясь. В конце концов, у могилы остались только отец с мачехой и чуть в стороне Клим. Его розы лежали возле фотографии, и выглядело это почему-то зловеще. Валентина отошла в сторону, вздыхая.
— Пойдем, Матвей.
— Ты иди, я еще посижу.
Женщина, потоптавшись, не спеша пошла с тропинки к дороге. Клим минут через десять тоже удалился. Отец так и сидел, глядя на фотографию дочери, стирая слезы. Я аккуратно приблизилась, он поднял на меня глаза, спешно встал.
