– Кто эта сука? – ошарашенно смотрит на меня Сэм.
Я трясу головой, кусая щёки изнутри, сдерживая крик, который разрывает меня. Я полностью раздавлена, растоптана этой грёбанной тварью! Её слова буквально поразили меня, полностью, насквозь, и причинили такую жгучую боль!
Моргаю, пытаясь дышать глубоко и размеренно, как при панических атаках. Мои руки дрожат, ногти впиваются в ладони с такой силой, что я чувствую острую боль. Лучше перенести физическую боль, чем чувствовать эту оглушающую пустоту, пожирающую изнутри.
– Сестра Джейсона, – с опозданием отвечаю я, и мой голос какой-то сдавленный, будто не мой. – Сводная.
– А на тебя-то что нашло? Почему ты позволила так с собой разговаривать?
– Сэм, – я бросаю предупреждающий взгляд на сестру, – прошу, не надо.
Поколебавшись, Сэм кивает, а я иду – нет, – мчусь к примерочной и резко задёргиваю шторку.
Комплект с бельём всё ещё в моей руке, но я и не думаю о нём. Вешаю его на крючок, зажимаю рот ладонью и беззвучно вою, сползая по гипсокартонной стенке.
Джейсон с Фионой. После меня он просто вернулся к ней. Порядок вещей не нарушен – Джейсон Рид всегда возвращается к Фионе, и никто не сможет этого изменить. И если я думала, что стану для него таким человеком, тогда я просто дура.
«Дура, самая настоящая непроходимая дура, Сара».
Я прикрываю глаза, а по щекам беспрепятственно катятся горячие слёзы.
Моё сердце бьётся в груди, сейчас оно так колотится, словно сходит с ума. Я слышу этот стук, чувствую его. Но при этом мне кажется, что сердца больше нет, а на его месте осталась лишь одна огромная рана.
***
– Ты после встречи с этой мегерой сама не своя, – замечает Сэм, когда мы оказываемся дома.
– Я просто не ожидала, вот и всё.
– Её слова задели тебя, Сара, – Сэм с жалостью смотрит на меня. – Я же вижу.
Я не вижу смысла лгать ей, поэтому просто киваю.
– Всё равно я буду в порядке, – вынужденно улыбнувшись, заверяю я. – Просто хочу немного отдохнуть, возможно, даже лягу пораньше.
У брата Итана день рождения, и он заезжает за Сэм, чтобы забрать её на торжество. И как только за ними закрывается дверь, я мчусь к телефону и набираю номер, по которому и не думала больше никогда звонить.
Я буду в порядке, только не таким способом, как обещала Сэм.
Джейсон
Номер 402 в отеле «Хаятт». Почти пять утра.
Какого хера я делаю здесь? Ничто, связанное с ней, больше не имеет смысла. Она не имеет значения, давно не имеет. Но я здесь, и я не знаю причины этого. Возможно, то, как звучал её голос, заставило меня выполнить её просьбу. Мольбу. Именно это было в её голосе – мольба.
Дверь не заперта. Кругом тихо – я даже не уверен, здесь ли она ещё. Пересекаю гостиную, толкая дверь спальни, и замираю на пороге.
В комнате беспорядок. Разбросанные вещи, пустые бутылки из-под шампанского, смятые простыни.
Мой взгляд скользит по её телу, едва прикрытому простыней. Она, кажется, без сознания, но грудь поднимается и опадает, хотя дыхание и затруднено. Тумбочка возле кровати покрыта белым порошком.
– Твою мать! – я ругаюсь от досады, что она обдолбалась, и мне есть до этого дело. Идиоту внутри меня, имевшему глупость однажды влюбиться в неё, не все равно.
Я не знаю точно, что происходило в этой комнате, но не трудно догадаться. Воздух спёртый, тяжёлый, насыщенный запахом секса, наркотиков и алкоголя.
Она стонет, когда я сажусь рядом и встряхиваю её за плечи. Простыня сползает с её груди, обнажая уродливые засосы. Отголоски горечи и сожаления раздаются внутри, но я игнорирую их.
Никаких чувств. Никакой жалости.
– Тебе нужен врач.
– Нет, не надо, – она слабо качает головой, открывая глаза, и смотрит на меня мутным взглядом. – Никто не должен…
– У тебя может быть передозировка.
Она в сознании, но лучше отвезти её в больницу.
– Мне просто… – она тяжело сглатывает, прикрывая глаза, – нужно немного отдыха.
– Что ты принимала? Только кокаин? – я рассматриваю тумбочку, но, кроме белого порошка, следов других препаратов нет.
– Да, – она слабо кивает.
С кем бы она ни была здесь, но он оставил её одну в таком состоянии.
Убедившись, что она не собирается отключаться, я иду в ванную и включаю горячую воду. Потом возвращаюсь и вызываю уборщицу в номер, чтобы сменила простыни.
– Что ты…
Она растерянно смотрит на меня, когда я закатываю рукава рубашки и подхватываю её на руки. Я стараюсь не смотреть, но не могу этого не видеть. На её бедрах следы другого мужчины, она вся пропахла кем-то, кто трахал её, накачал наркотиками и свалил.
Я стискиваю зубы. Меня это больше не касается. Я помогу ей. В последний раз. И на этом всё.
Из ванны поднимается пар, и я опускаю её в воду. Все её тело дрожит и кажется измождённым.
Как долго это продолжалось? А впрочем – я не хочу знать. Ничего, связанного с ней.
В полной тишине я купаю её: намыливаю голову, потом тщательно смываю шампунь, прохожусь мочалкой по всему её телу, не пропуская ничего. Прикрыв глаза, она расслабляется и её дыхание выравнивается.
Приходит и уходит уборщица. Когда вода начинает остывать, я помогаю ей подняться и надеть белый банный халат. Она больше не выглядит так, будто вот-вот упадёт, но я всё равно беру её на руки и отношу в свежую постель.
Сара так слаба, что засыпает почти мгновенно. Я мог бы уйти, но что-то мешает мне, поэтому я опускаюсь в кресло, стоящее в углу комнаты, ожидая ее пробуждения. Я хочу убедиться, что она будет в порядке, и ей не потребуется медицинская помощь.
Через пару часов, когда солнечные лучи начинают проникать в комнату, я зашториваю занавески, чтобы яркий свет не разбудил её. Но когда оборачиваюсь, встречаюсь со взглядом Сары. Она приподнимается, прислоняясь к спинке кровати, и убирает всё ещё влажные волосы с лица.
– Я думала, ты уйдёшь, – признаётся она.
Я качаю головой, но ничего не отвечаю. У меня есть вопросы к ней.
– Почему ты позвонила мне?
Становлюсь подальше от кровати, скрещивая руки на груди. Мой взгляд ничего не выражает, когда я смотрю на неё, но мне нелегко даётся это.
Я бы хотел сказать, что, глядя сейчас на неё, я ничего не чувствую. Чувствую так много всего. Это не то, что я испытывал раньше, до того, как узнал, кем она была на самом деле. Это клубок из тёмных, тяжёлых, удушающих эмоций, который так прочно застрял в груди, что мешает дышать.
Лучшим выходом для меня было бы полное равнодушие по отношению к ней, но это то, в чём я до сих пор терплю поражение.
