Может, ну его – извиниться и уйти?
Джейсон терпеливо смотрит на меня, пока я себе места не нахожу. Кажется, меня лихорадит – то жарко, то холодно. Сердце колотится как обезумевшее.
– Что происходит, Сара?
Я выдыхаю со смешком – похоже, у меня начинается паника!
«Господи, да просто сделай это!»
– Я беременна! – как на духу выпаливаю я и, не мигая, во все глаза таращусь на Джейсона в ожидании реакции.
Его брови изумлённо выгибаются, он в волнении трёт шею, но не торопится ничего говорить. Раздумывает и наконец кивает.
– Ладно.
– Ладно?
– Да, хорошо. Нам ведь не обязательно решать всё прямо сейчас, – на удивление, его реакция спокойней, чем я ожидала. – У нас есть – сколько, – восемь месяцев, чтобы разобраться, как это будет?
Джейсон совершенно серьёзно смотрит на меня, и внезапно я понимаю.
Вот черт! Он решил, что я собираюсь оставить ребёнка. И он ошибся.
– Нет, на самом деле времени меньше, – я опускаю глаза на свои руки – ужасно трушу. – В четверг я записана на аборт.
В комнате вдруг повисает тишина – такая странная, будто все фоновые звуки разом отключили. Не та тишина, от которой становится уютно и спокойно, а зловещая, после которой обязательно происходит что-то плохое.
– Это твое окончательно решение? – от его голоса веет холодом, и мне инстинктивно хочется обхватить себя руками, чтобы согреться.
Я киваю.
– Да.
– Ясно, – он кладет руки на пояс; глаза смотрят на меня мрачно, неприветливо. – К чему тогда ты сказала мне об этом, если я не принимаю участия в решении?
– Сэм сказала, что будет правильно всё рассказать тебе, – бормочу я – меня сбивает с толку его агрессия.
– Ах, Сэм сказала! – его губы кривятся в циничной усмешке. – То есть, сама ты не считала нужным поставить меня в известность? И что было бы, ответь мне, Сара – ты бы вернулась в Нью-Йорк, сделала бы аборт, и я бы никогда не узнал о ребёнке?
– Но я сказала тебе! – оборонительно восклицаю я. – Говорю сейчас! Какая разница, что было бы, если сейчас я здесь!
– Чтобы сказать мне о чёртовом аборте! – кричит он, разводя руками. – Ты не имеешь права поступать так: заявляться и ставить меня перед фактом! – он тычет пальцем в мою сторону. – Этот ребёнок – наш, не только твой!
Я в недоумении пялюсь на него, закипая от возмущения.
– Знаешь что – я не буду это делать – спорить с тобой, – я качаю головой, скрестив руки на груди. – Я здесь не для этого. Я должна была сказать тебе, и я это сделала.
Мне необходимо убираться отсюда. Срочно. Джейсон злится. Я тоже злюсь. Мы поругаемся, но это не даст результатов. Я не хочу, чтобы наш последний разговор был таким.
Последний разговор…
Когда я осознаю это, мне становится тошно.
Я хочу быть с ним. Хочу!
Но не могу. Во мне так глубоко укоренился этот барьер, он всегда будет стоять между нами. Я не смогу забыть, в моменты ссоры стану припоминать ему – я себя знаю, и в итоге мы возненавидим друг друга.
– Ты делаешь это, чтобы досадить мне? – притихнув, спрашивает он. – Это твой способ наказать меня?
Он прожигает меня тяжёлым, грозовым взглядом, от которого всё внутри стынет. Его слова вызывают ужас.
Моргнув, я поражённо раскрываю рот.
– Считаешь, я способна на такое? – голос становится тоньше, выше. – Дело не в тебе, не в нас! Во мне! – я бью себя рукой в грудь. – Да, это и твой ребенок, но в итоге от меня зависит, что с ним будет! Это на мне повиснет ответственность, к которой я не готова! Посмотри на нас! – я махаю рукой. – Ни один ребенок не заслуживает таких родителей. Что смогут дать ему два морально мёртвых человека?
Джейсон вздрагивает от моих слов, как от удара. Да, они жестоки – но разве это неправда?
С нашей стороны будет преступлением привести в этот мир нового человека, когда в наших жизнях творится полнейший бардак.
Мы с собой не можем справиться!
– Каким он будет с такими родителями? – растеряв запал, шепчу я, не спуская глаз с Джейсона.
Он отступает, тяжело привалившись к стене и зажмурившись, сдавливает переносицу пальцами.
Где-то внутри зреет чувство сожаления за сказанное, но я глубоко вздыхаю и стискиваю зубы, гоня от себя любую слабость.
Стуча каблуками по паркету, быстро направляюсь к двери. Джейсон не пытается меня остановить, но, когда мои пальцы обхватывают ручку, он зовёт меня, заставляя замереть. Я прикрываю глаза, но не оборачиваюсь, всё ещё сжимая дверную ручку, готовая в любой момент уйти.
– Сара.
Моё имя на выдохе срывается с его губ. В голосе больше нет агрессии, нет злости, упрёка. Только странная грусть и мольба. Если бы он кричал, я бы ушла без колебаний, но сейчас не могу. Я словно рвусь на две половины, не зная, как поступить.
Джейсон подходит ближе, я чувствую его за спиной. Останавливается совсем рядом, но не касается меня – осторожничает.
Его дыхание, ускоренное, взволнованное, достигает моих волос на затылке. Ему и касаться меня не надо, так явственно, сильно я чувствую его на своей коже.
– Сара, – повторяет он, а я сильней сжимаю ручку – мне надо за что-то держаться, чтобы не развернуться и… окончательно пропасть.
– Не делай этого, – едва слышно просит он. – Он всё, что осталось от нас.
Задушенный всхлип срывается с моих губ, и в следующее мгновение я делаю две вещи: зажимаю ладонью рот, с силой дёргаю дверь, а потом… бегу, словно все гончие ада гонятся за мной.
Глава 17
Джейсон
Иногда бывают такие дни, когда всё в жизни выглядит полным дерьмом. Когда не видно просвета. Когда твоё сердце бьётся, лёгкие дышат, а ты чувствуешь себя мёртвым. Когда всё, что окружает тебя, не вызывает ничего, кроме безразличия.
Сегодня один из таких дней. Завтра Сара избавится от нашего ребёнка. Моего.
Мы его не планировали. Мы даже больше не вместе. Но… Чёрт, как же это неправильно! У нас мог быть ребёнок, я хочу этого.
Почему нет?
Сначала её признание напугало меня – ответственность за новую жизнь, глобальные изменения в устоявшемся положении вещей. Но ладно, я готов. Мне тридцать шесть – когда, если не сейчас?
А потом её следующие слова, которые повергли меня в ужас. Чистилище. Ад. Всё будет верным.
Аборт. Ребёнка не будет. Она не хочет его от насильника. Я даже не могу винить её за это. Но от этого нихера не легче.
Всю ночь после ухода Сары я не могу сомкнуть глаз, находясь на взводе. Собственно, я даже в постель не ложусь. Сижу на полу у стены, затягиваясь сигаретами, одна, другая.... Бросил несколько лет назад, но сейчас не могу иначе. Думаю о том, как мы попали в такую жопу. И главное – как из неё выбраться?
