Претензии в основном касались проблем, связанных с низким уровнем партийного делопроизводства. Например, в Волоколамском райкоме имелись расхождения записей в партдокументах с актом проверки у 62 членов партии, небрежные записи в акте выдачи и книге обмена (исправление без оговорок). Протоколы первичных парторганизаций здесь оформлялись тоже крайне небрежно и хранились плохо. В Калужском райкоме в ходе проверки ОРПО МК ВКП(б) обнаружил большое количество партдокументов с серьезными дефектами, небрежными и ошибочными записями (22 из них пришлось погасить при проверке на месте и 56 были погашены как дефектные и заменены новыми после проверки). Проверка в Ново-Деревенском райкоме выявила, что у четырех членов партии партдокументы подлежат погашению, а в 26 учетных карточках записи не отвечают требованиям инструкции ЦК ВКП(б) по заполнению партдокументов. Кроме того, сами решения райкома по вопросам обмена партдоку-ментов были записаны неряшливо и сформулированы «политически неграмотно». В Рузском райкоме было испорчено 9 комплектов новых документов. В Тепло-Огаревском районе новые партдокументы выдавались на руки коммунистам без приходования их в книгах учета в течение двух месяцев. Ухтомский райком представил в МК ВКП(б) 12 регистрационных бланков, не подписанных секретарем райкома П.И. Павловым, и допустил 533 ошибки при заполнении партдокументов. В Шаховском районе записи в новых партдоку-ментах расходились с записями в акте проверки: у 21 человека – по партстажу, у 10 человек – по году рождения и номеру партбилета, у 7 человек – по фамилии, имени и отчеству. Кроме того, здесь выявили различные дефекты в 93 документах членов и кандидатов партии. В Шацком райкоме 6 членов партии получили партбилеты нового образца, не расписавшись в акте выдачи документов.
В Орехово-Зуевском горкоме неудовлетворительным оказался партийный учет в первичных парторганизациях. К моменту окончания обмена партдокументов горком не мог найти 50 человек, прошедших проверку 1935 г., и даже разыскивал их через районную газету «Колотушка». Как потом выяснилось, из 50 человек 8 выехали из района, не снявшись с учета, 7 – умерли, а остальные работали в районе, но в горкоме и парткомах о них ничего не знали.
По ряду недостатков бюро Московского комитета направляло указания к исправлению. Причем указания могли даваться не только парторганизации в целом, но и персонально секретарям. Например, секретарей Больше-Коровинского и Крапивенского райкомов обязали лично знакомиться с решениями первичных парторганизаций с тем, чтобы своевременно исправить допущенные ими ошибки и реагировать на вопросы, выдвинутые этими организациями. Иногда состояние партийной работы в районе ставилось на контроль ОРПО МК, который должен был через определенное время (месяц, 20 дней) проверить работу райкомов (Донской, Куркинский, Мордвесский, Сафоновский, Сталиногорский).
Все протоколы обоих заседаний бюро МК ВКП(б), утверждавших итоги обмена партдокументов, заверялись вторым секретарем МК Н.В. Марголиным, хотя Н.С. Хрущев на них тоже присутствовал. Через несколько месяцев первый секретарь обкома доложил Оргбюро по итогам обмена в московской парторганизации. 8 февраля 1937 г. вместе с Ленинградской и Карельской парторганизациями результаты кампании были наконец утверждены
[368].
Интересно отметить то, что не фиксировалось в официальных протоколах бюро Московского комитета, а именно: количество выявленных и исключенных из партии людей с оппозиционными взглядами (троцкисты, зиновьевцы). Итоги этой кампании дали примерно такой же, как и год назад при проверке, результат. Конкретные цифры Хрущев озвучил на пленуме ЦК партии 1937 г.: за время обмена московской парторганизацией было исключено 304, а после – еще 942 человека
[369].
В рамках мероприятий по исправлению ошибок 25 января 1937 г. секретариат МК ВКП(б) принял решение созвать в 21 районе области общие партсобрания. На них должны были быть заслушаны отчеты райкомов и проведены выборы районного комитета вместе с ревизионной комиссией. Сроки проведения собраний райкомы должны были согласовать дополнительно с ОРПО МК ВКП(б)
[370]. Все районы являлись сельскохозяйственными, в парторганизациях половины из них насчитывалось менее 200 членов.
Однако ситуация вскоре изменилась. 11 февраля 1937 г., разбирая вопрос состояния партийной работы в Боровском районе (одном из тех, где должны были состояться перевыборы), бюро МК решило проект постановления не принимать. Определились лишь с датой проведения общего районного партсобрания – 16 февраля, где секретарь райкома должен был выступить с отчетом. Перевыборные районные собрания, намеченные секретариатом МК, отложили, а вопрос о времени их проведения постановили решить дополнительно
[371]. Начавшийся вслед за тем пленум ЦК изменил эти планы.
2. Поступок кандидата в бюро Московского комитета партии В.Я. Фурера и его последствия
Лето 1936 г., особенно август, всколыхнул партию. Одновременно с обменом партдокументов разворачивались аресты бывших активных оппозиционеров. Под знаком борьбы с внутренними врагами члены партии призывались к бдительности. Открытый судебный процесс над Г.Е. Зиновьевым и Л.Б. Каменевым 19 – 24 августа 1936 г. стал сигналом к ужесточению отношения ко всем политическим противникам. Партийные организации, вовремя не разоблачившие их вражеской деятельности, попали в щекотливое положение.
Столичная парторганизация не была здесь исключением. С одного из обвиняемых, заместителя председателя правления Госбанка СССР Григория Моисеевича Аркуса, незадолго до ареста, бюро Коминтерновского райкома ВКП(б) сняло два строгих партвзыскания и выдало новый партбилет. 16 августа секретариат МК и МГК ВКП(б) указал бюро райкома на «политическую близорукость и притупление большевистской бдительности» при разборе дела Аркуса, а его секретарю был объявлен строгий выговор
[372]. Спустя несколько дней на собрании партактива Хрущев, рассказывая об этом случае, объяснял решение секретариата: «Товарищи, когда мы вызывали в Московский комитет секретарей тт. Савостьянова, Рутеса, мы объявили выговор тов. Савостьянову. Сам не умеешь разобраться, имей догадку, простую догадку, позвони в МК партии»
[373].
На том же собрании Никита Сергеевич высказался об отношении к врагам партии. Он заявил: «Нельзя быть на квартире у врага, разговаривать с ним, пить с ним чай и не услышать нотки контрреволюции. Если он маскируется, то какой же это большевик, если он встречается с ним и не может обнаружить эти нотки. Это – потеря классовой бдительности, это – обывательщина»
[374]. Однако даже такая позиция Хрущева расценивалась некоторыми рядовыми членами партии как недостаточно жесткая. Некий Г. Ваненко в своем письме к В.М. Молотову 6 сентября 1936 г. размышлял: «Троцкизм – враг коварный и упорный. Бороться с ним надо умно, тонко и беспощадно. Никаких авторитетов слушать не надо. Московскую организацию надо очистить от троцкизма и троцкистов. Тов[арищу] Хрущеву надо дать большие полномочия в разгроме троцкистского гнезда в Москве, чтобы он выгонял их не стесняясь, не оглядываясь ни на кого и ни на что. А то и тов[арищ] Хрущев побаивается громить троцкистов. Кого-то боится, что ли? Тов[арищ] Сталин должен дать ему лично эту установку»
[375].
